В один прекрасный момент мы с Сусликом подумали о том, что началом похода надо считать беготню по бюрократам с целью оформления документов для того, чтобы нас в этот самый поход официально отпустили... Только вот на описания бумажной эпопеи ушло бы гораздо больше времени и места, чем на отчет о самом походе, хотя усилия и нервы, затраченные на нее, стоят увековечивания, как минимум, в бронзе…

                Итак, суббота, 28 апреля, 15 часов 40 минут по местному времени (г.Хабаровск) мы встретились у памятника…Хабаров, сам попутешествовав немало, своей широкой, мощной спиной благословил нас на подвиги, и в 16.10 мы нестройною толпою выдвинулись на штурм общего вагона. Толпа у нас набралась немалая – такая, что поначалу мы даже ошиблись в собственном числе, думали, что нас 19, а оказалось, что число-то круглое. Один человек, выходит, прокатился зайцем, так как и проводнице сосчитать больше трех, видимо, было лень… Зато Кирилл и Костя, вожди пролетариата, долго не могли состыковать количество людей и документов и, растопырив пальцы, загибали их снова и снова и только диву давались, как так вышло…

                Так или иначе, в 17.00 поезд вздрогнул и поехал. Мы не верили своему счастью и обстучали все деревянные запчасти этого вагона, дабы не сглазить удачу: «так хорошо ехать» было «явно неспроста» - мы заняли два последних купе и резвились в этих пределах как могли.

                Назначенный жестоким Кирей на 20.00 ужин мы общими усилиями сдвинули на 19.30, разжалобив его почти непроизвольным урчанием животов и песнями про разнообразную еду. Сытно покушав домашних бонусов, мы поиграли в «Крокодила», в результате чего все нормальные люди, по несчастливому стечению обстоятельств ехавшие с нами в одном вагоне, окончательно занесли нас в черный список безвозвратно сумасшедших и антиобщественных личностей.

                22.30 . Биракан встретил нас дождем. Мы моментально переполнили комнатушку ожидания своим присутствием. Местные, у которых, оказывается, вокзальчик был главным пунктом тусовки, немного обиделись на нас… И вообще, стекалась какая-то странная компания одинаково бритоголовых мальчиков в кепочках, которые изо всех деревенских сил пытались цеплять «лохов-туристов». В это время мы с Кирей и еще одним бираканским дяденькой бродили под дождем по темному поселку и стучались в закрытые дома, пытаясь найти достаточно безбашенного добровольца довезти нас до места. Мужик, с которым мы созванивались из Хабаровска, нас не повез. И вообще больше никто не повез.

                Планы наши сдвигались в неопределенном направлении. Расстроенный всей этой перестройкой сумрачный Киря пытался собрать наших архаровцев в кучу, т.к. местная активность постепенно нарастала. Общительный после поезда Мент и вообще продвинутый в этих делах Костя вовсю контачили с бритоголовыми, а Леху так вообще под конец пригласили на дискотеку. Мы же с Аней пытались изо всех сил заткнуться и не стать причиной для конфликта, хотя это стоило большого внутреннего напряжения. И в этот напряженный момент от колодца принесли замечательную новость: вслед за котелком, утопшим в нем в прошлом году, туда упало ведро. Наше единственное на такую ораву. (23.30)

                Я сначала даже не поняла, почему у нашего Кири так засветились глаза, почему он стал порхать как на крыльях ночи по вокзалу, выхватывать веревки и снарягу из  рюкзаков… Но настоящий спелеолог никогда не упустит своего кайфа!!! Вот оно – Киря лезет в колодец!!!

В темноте, пока готовились к спуску, вовсю сверкали ослепительно белые зубы счастливчика. Ликование его стало вызывать острую зависть. Когда он начал спускаться и издавать восторженные вопли, народ так ломанулся к колодцу посмотреть, что чуть не уронили ему на голову меня вместе с камерой. Киря кричал, что внизу красотища. Еще бы!

Пошарив ногой в ледяной воде, Киря выловил наше ведро, два чужих и долго пытался нащупать прошлогодний котелок. Но он, видимо, уплыл в сторонку, так что пришлось окончательно смириться с этой потерей. Киря вылез, извлекши наружу два чужих пластмассовых ведерка, а наше прицепил к цепи, дабы вытащить с водой. Оно и оборвалось (это я наколдовала, я !!!). Второе погружение все же было мое! Да, красотища была еще та – на стенах намерзли первоклассные сосульки целыми гроздьями, иней и кристаллы, вода внизу плескалась серебром, отражая верхний свет. Единственно что – так это ее температура. Не то, что надо для человеческой ноги, которой приходится там булькать. (Кстати, меня немного волновал вопрос об этической стороне мероприятия: все-таки не плюй в колодец, так ведь и ноги, наверное, не суй… Но потом Киря меня «успокоил»: там, говорит, все равно дохлая кошка плавает, и, судя по всему, давно… Если бы он мне это сказал, когда я была внизу, пришлось бы спасать не только ведро.) Подцепив ведро, уронив его обратно и подцепив снова, я была поспешно выдернута наверх. Оказывается, пока мы отводили душу, в 24.05 подъехала еще одна группа туристов во главе с Добшей, которые пообещали приютить нас у себя в машине.

Появилась надежда уехать. Дождь идти перестал. Мы сбились в кучу на улице, ожидая, когда же, когда же нас заберут отсюда!?! Женщины, дети и рюкзаки – внутри, а вокруг натурально кругами, как шакалы,  бродили местные, задевая то одного, то другого. Шофер же сначала приехал с работы, покушал, а только потом, в 2.15 мы начали грузиться в машину. Было классно – 32 человека с рюкзаками, но зато фургончик даже со светом, еще бы дверь не отваливалась… Ко всему прочему на полпути выдавили окно…Ну, и не мудрено, т.к. народ был запихан почти под самый потолок. Я, например, регулярно стучала в него макушкой.

Дорога не позволяла ехать быстрее 15 км/час. Один раз пришлось выгружаться, дабы машина прорвалась через изрытый ее участок. Народ угасал на глазах, некоторые товарищи, не будем показывать пальцем, вообще были более расположены полежать немного в грязи где-нибудь снаружи, звезды порасссматривать, уткнувшись носом в землю …Итого приехали мы к Старому Медведю (а не к Кайлану, как планировалось) «весьма в пять», как выразился Киря, имея на руках кучу засыпающих детей. Начинало светать. В серых сумерках мы поставили палатки и часть народа попадала в люлю. Все великие планы пришлось поменять на менее великие, так что Глубокая, Гребешковая и Обломная, сюда по всему, откладывались на следующий раз.

Оставшиеся в живых – Киря, сестры Сизовы, Леша и Гена – полезли на сопку. В Сухом Колодце, который Киря быстренько протопографировал за шкурником, мы понаступали друг другу на ноги, желающие прошкрябались во второй зальчик. В этом году я решилась на это, не терять же имидж крутого спелеолога перед сестрой и чайниками. По сравнению с прошлым годом практически не было летучих мышей… Может, мы им еще в прошлый раз надоели?

Пока мы теснились в Сухом Колодце, серый туманный рассвет плавно перешел в ясный и солнечный день, чуть подернутый дымкой. К Старому Медведю мы подходили посветлу. На этот раз вход в него показался мне меньше. Меня неотступно преследовало ощущение встречи с самим собой: ровно год назад я стояла здесь же. Теперь свою первую пещеру я увидела совсем другими глазами, смогла оценить ее красоту, многое увидела словно заново и даже впервые. А может быть, потому, что мы никуда не торопились, вдоволь навалялись с камерой под кристаллами, что растут по левую руку от входа, обследовали всю пещеру в поисках компромата. Особенно напрягаться, к сожалению, не пришлось. Полностью загубленный сталактитовый детский сад, заколоченная в ледник стамеска, обрывки полусгнившей веревки, а за шкурником – исписанные «самым лучшим турклубом «Азимутом» и еще кем-то стены, отколотые гребешки. Убитые летучие мыши. Может быть, конечно, они просто резко умерли от нечего делать, но чтобы сразу десять?… Массовое самоубийство? Все это было невесело. В первом зале, ко всему прочему, нашли примерзший к полу большой обломок сталактита, которому по предварительной оценке дали приблизительно 10 тысяч лет. Но места скола были старые, и мы так и не нашли места, откуда бы он мог быть отломан.

Шкурник на этот раз ни над кем особо не шутил, все прошли его в обе стороны благополучно и почти что быстро. Но это пока.

Мы вышли на белый свет. Но часть народа сразу же провалилась в мир снов, присоединившись там к остальным.

Первый раз я видела, что значит как следует замесить мозги. Мы, конечно, перекусили по возвращению в лагерь, но соскребыши со стенок котелка после таинства рождения разума, были, сами понимаете, несравнимы с обыденным перекусом. А Кирилл, так тот вообще облизывал свои руки по самые плечи…Ну, он начальник, ему можно J

Потом народ стал просыпаться. Некоторые, правда, дрыхли упорнее, и отозвались только на угрозу остаться без завтрака (он же обед, т.к. время было обеденное -12.30).

После принятия пищи те, кто спал, пошли в пещеру, а те, кто был в пещере, пошли спать, но не все. Начальник, конечно же, сон презрел и в который раз направил свои стопы в Старый Медведь со всеми желающими.

Когда день перевалил за половину, вернулась группа из пещер, выползли засони из палаток, и откуда-то взявшееся свободное время каждый проводил по своему. Мы с Кириллом и Машей предавались созерцанию гряды далеких подернутых дымкой сопок, поросших нераспустившимся еще лесом, грозовых туч, сквозь которые пробивались вечерние солнечные лучи; Аня с Геной и Лешей собирали клещей в лесу, прочесывая склон в поисках второй Прощальной, которая, возможно, только того и ждала, чтобы ее кто-нибудь поискал… Нашли! Правда, только клещей. Но зато много!

К нашему приходу молодежь натаскала большую кучу дров, при этом организационные крики достигали такой громкости, что нам наверху было их отчетливо слышно.

В какой-то момент пришли собаки. Это было так удивительно: они просто пришли и оставались с нами весь этот день, всю ночь нас охраняли, а утром сопровождали до самого Кайлана, мастерски загоняя для нас белок. Собак было двое, черная и белая, пара, в результате пребывания которой в лагере нам потом не хватало хлеба и сухарей – скормили все, что смогли. Кирилл с затаенным напряжением спрашивал, не собираюсь ли я взять их домой, но на самом деле эта мысль потом пришла Гене, и если бы они не исчезли так же внезапно, как появились, было бы интересно посмотреть, как бы мы садились на поезд – двадцать человек с рюкзаками и двумя собаками.

В восемь вечера состоялся ужин, преддверие торжественного. После него, прихватив с собой по охапке дров, все поднялись ко входу в Старый Медведь. На посвящение.

Разгорелся костер, стемнело. Народ еще не вполне расселся, когда вдруг мимо нас, буквально в шаге-двух по склону с диким треском промчался заяц. Подя подыграл эффектно, все повскакивали. Собаки умчались за ним.

А потом было Посвящение. Наслушавшись легенд о Белом Спелеологе и Страже Красной Тропы, мы отправились в пещеру. Фонари Кирилл потребовал оставить – пещеру надо было пройти на свечах. В чьих руках свеча по неосторожности гасла, тот не должен был зажигать ее снова.

Пещера при живом трепещущем свете  открывалась совсем по иному.

Особенно занимательно было проходить шкурник со свечой, и чаще всего они гасли там. Оп! И ты в темноте, зажатый в каменных тисках где-нибудь посередине…

Аня, которой было поручено приглядывать за первой группой, спускающейся в нижний зал, так впечатлилась таким доверием, что шкурник пролетела на одном дыхании, да так и вылетела наружу, где до земли расстояние примерно в рост человека, а внизу ее никто не ждал… Люди стояли в сторонке и только успели запоздало удивиться, что это за тело мимо просвистело … Аня укатилась в угол и замерла в затейливой позе, хорошо, что была в каске. Эмоции ее не поддаются описанию.

Вторая группа бродила вверху. Снизу стали выкарабкиваться люди и говорить, что «Аня упала». Подумать можно было все, что угодно. Я кинулась к шкурнику, собираясь спускаться, но Аня уже лезла наверх. Замыкающим благородно остался Леха Макаров, которому в виду этого разрешили включить фонарь.

Все вернулись к костру. Кирилл перешел к последнему этапу Посвящения: поеданию разума в чистом виде и запиванию его какао. Каждому выдали по частичке мозгов, что касается пострадавшей, то ее мозгами просто  запичкали – чтоб не забывала, что за шкурником есть куда лететь – и в качестве утешения. Но утешаться Аня не хотела, расстраиваясь, что рука опухает и что Киря не пустит ее завтра в Кайлан. К руке мы приложили кучу холодных камней и крышку от котелка, а народ перешел к стадии песнопения. Некоторые личности, в том числе которые спали меньше всех в силу больших начальственных должностей, ушли вниз, к палаткам. Причем кое-кто перед уходом спрятал кое-что, но мы с воплями: «Мы выльем все в костер», вернули добро на родину. И, честное слово, обещание исполнили. Нельзя шутить с огнем, который слышал, что у него будет фиеста. Чревато.

Пьяное пламя весело пыталось улететь к небесам. Нас оставалось все меньше и меньше, народ уходил спать. В конце концов самых стойких осталось четверо. Но и мы в какой-то момент скопытились, причем пока укладывались спать сами, кажется, перебудили в радиусе звучания Костиного голоса всех, кто уже уклался до нас.

 

 

На следующий день (ДЕНЬ ВТОРОЙ) процесс просыпания затянулся на несколько часов. В 9.00 проснулась палатка руководителя, к 10.00 кое-как разбудили дежурных, остальные – не все - подтянулись к приему пищи (12.00). Итого: первая группа вышла на дорогу в 12.25. Мы шагали на Кайлан. С нами бежали наши собаки, черная – впереди, белая замыкающей. Время от времени они загоняли для нас белок.

В 13.50 мы были уже на поляне. Поплескались в ручейке, по берегам которого еще не растаял лед. Закутавшись во все, что можно, дабы не погрызли клещи, взобрались на сопку. Кайлан, к моей дикой радости, никуда не делся за этот год, он по-прежнему тянул к себе классическим, уходящим в глубь и темноту замшелым входом, пол которого уютно усыпали сухие дубовые листья. Я так долго ждала этого момента! Спустился Киря, и спустилась я. Ощущение непередаваемое, все равно как возвращение к себе, в детство, с опасением где-то на периферии сознания, что там, внизу можешь столкнуться с собой. В этот раз я имела прекрасную возможность заснять каждый пупырышек, каждый изгиб, да еще и в трех ракурсах, что я с удовольствием и сделала. Третьими спускались Аня и камни, которые умудрялись попадаться на пути всем, кроме Кири. Ну-дак!

Надо сказать, что и Кайлан не миновала злая участь быть исписанным чьей-то поганой рукой (да отсохнет оная!), но мы с Кирей попытались максимально вернуть все к первоначальному состоянию (в конце концов, Комет и микробы убивает!).

Народу было много, некоторые видели снарягу в первый раз. Выбравшись и стоя наверху, я тихо поражалась этим людям – вот так вот с маху БАЦ! – и на спусковом в Кайлан, а потом еще и подниматься!Я - после тренировок - первый раз ощущала себя, мягко скажем, неуверенно…Но биологи – люди с крепкими нервами.

В какой-то момент получилось так, что внизу остались как раз одни чайники, да еще немного не хватало снаряги. Дабы проконтролировать процесс и донести железяки, я спустилась во второй раз. Это было еще удивительнее, т.к., только что поднимаясь из Кайлана, я прощалась с ним по меньшей мере на год. В этот поход со Временем творились чудные штуки.

Перед моим спуском пришла вторая группа, ведомая злобным покемоном Ониксом. Она рассказала, что к нашему лагерю понаехали местные, Мент и Костя остались оборонять рубежи, а их отправили сюда… без снаряги. Киря очень веселился, т.к. весь пришедший во второй группе народ плавно пускался по бороде. Народ веселился тоже.

Я принесла вниз тревожные вести и подъемный комплект. Для скорости некоторых выдергивали сверху Бираканской страховкой, очищая тем самым проход от камней и всяких ненужных выступов. Я тем временем с полным непониманием поднимала с полу какие-то куски чего-то белого и мягкого, которого в прошлый мой спуск там явно не было. Ругаясь под нос, что замусорили мою любимую пещеру, я запихивала это бело-грязное в карман. Оказалось, что эти чудики уронили барометр, который со всей тщательностью был упакован в противоударную ВАТУ – вот уж чего я никак не могла предположить в пещере! Вата барометр не спасла. Но его все равно в последствии починили. Озадаченная наездом местных и странными находками, я, поднимаясь последняя, даже забыла бояться, и вспомнла об этом, только когда увидела вверху свет.

Наверху меня ждал Леша, кое-кто перекусывал тут же, неподалеку, а снизу, со склона, настойчиво звали и звали Киря и Аня. Наконец мы с Лешей спустились к ним. Какой-то подозрительный блеск в глазах… К чему  бы это?

Оказывается, пока мы болтались между небом и подземным миром, Киря, Маша и Аня между делом, мимо проходя, нашли свою собственную пещеру-грот. Под большим, заросшим мхом скальным выступом виднелся лаз. «Прощальная – 2!!!»- мелькнуло у меня в голове, но то обстоятельство, что Киря до сих пор наверху, а не ТАМ, немного возвращало на грешную землю. Я заползла туда. В такой брутальной пещере я еще не была! Самое замечательное, что впереди действительно виднелось многообещающее продолжение – руку протяни! Но вот кроме руки туда ничего не пролазило, т.к. с «потолка» (ну и низкие там потолки!) торчало два каменных выступа, которые не давали протиснуться дальше и посмотреть, куда ведет ход. Киря пытался уже прокопать туда торный путь, но ему было особо нечем, а зубами земли много не нагрызешь, даже если очень хочется. Оставив нас с Лешей, ножом и продуктами на перекус, Киря, Маша и Аня отправились на противоположный склон искать Сухую. Мы поели и начали копать. Так как до супершкурника (вся остальная пещера сама по себе была одним больши-и-м шкурником) помещался только один человек, то второй в нетерпении мялся снаружи, разглядывая торчащие ботинки товарища и уворачиваясь от яростно летящих комьев земли. Довольно скоро я смогла протиснуть голову так, чтобы на меня обрушился вал разочарованья – одно из ответвлений было явно тупиковым. Чтобы разглядеть второе, моя шея уже не выгнулась. Покопав еще немного, Леха рассмотрел и второе. Тоже тупик. Эта пещера подарила всю гамму ощущений, от восторга до разочарования, эх, жаль не наоборот. Но лично я рассматриваю это как добрый знак – первая алмазная крупинка. Подземные духи приоткрыли нам маленькое окошко, кто знает, во что в следующий раз  посвятит нас Биракан?

Но вот нас уже зовут от Сухой. Вечереет. Мы быстро собираем шмотки и идем по отчетливым следам в сгущающихся сумерках. У Сухой падаем на листья и блаженно отдыхаем. Киря уже внизу. Пробыв там полчаса, в 21.10 он поднялся и снарядил Аню. Рассказал про огромные белые плиты, про то, что внизу действительно сухо и уютно. Леша тем временем увидел какую-то нишу в почти вертикальной стене провала и, пристраховавшись, пробовал заглянуть туда. Ничего обнадеживающего он там не нашел. В 21.20 Аня пошла вниз. Я сидела наверху и думала о том, что спускаться в пещеру в полном одиночестве мне всегда казалось очень страшным, и что настал момент это проверить. Мы то и дело кричали ТУДА, интересовались, до какого Аня  дошла узла. Она отвечала и мы ее слышали, хотя раньше думали, что снизу до верху не прокричишь. Потом что-то застопорилось. Киря сразу предсказал, что именно: по-видимому, она влетела спусковым прямо в узел и теперь не может перестегнуться. Я, вместо Чипа и Дейла, поспешила на помощь, в глубине души сомневаясь, не придется ли потом спасать сразу обеих. Спускалась я по веревке, на которой у Ани был пристегнут самохват, а свой прицепила на ее основную. Ребенок все это время спокойно висел в четырех метрах от земли обетованной. Довольно долго уже висел. Я спустилась, сдернув ее с уступа, на котором она приспособилась стоять, некоторое время мы хаотично болтались из стороны в сторону. Сверху Кирилл заботливо вопрошал, как, мол, у нас дела? Чтобы его услышать, приходилось прекращать вообще всякое движение, а кричал он ОЧЕНЬ часто. Не помню, каким хитрым образом я помогла ей отцепиться, но в результате она стояла уже внизу, а вот я застряла на ее месте. Не придумав ничего лучше, как наворотить еще хуже, я поняла, что была очень несправедлива в свое время к Косте, оказавшемуся в подобнолй ситуации. Ну да снизу все выглядит проще. Покаявшись публично (перед Аней и пещерным духом) и перевернувшись вниз головой, я, как по волшебству, смогла наконец отцепиться.

Ступив ногами на твердую поверхность, я испытала прилив сил и бодрости. Здесь было действительно сухо, мило и уютно, вот бы где стоять ПБЛ-ом, только наружу выскребаться каждый раз замучаешься. Вверх по краям почти ровной площадки, которой заканчивался ступенчатый вертикальный ход, уходили два тупиковых ответвления; мы с Аней еле-еле до конца  высветили их подсевшими фонариками. На плоском камне лежала сделанная Кирей подборка костей, которые надо было извлечь для дальнейшего над ними глумления. Даже в мою головушку не пришло, что их надо забрать все, я выбрала на свой профанский взгляд самые занимательные, с брезгливым перекосом рожи запихала в карманы. Киря потом немного расстроился, ну да, батенька, предупреждать же надо! Хотя мы могли бы  из них наварить холодца на несколько недель вперед... Ну да с продуктами нам и так веселья было немало. Костя, который природой создан вносить приятное оживление и суету во все и везде, где появляется, время от времени начинал перетряхивать рюкзаки и вопить, что с продуктами что-то не так. И как правило происходил этот аврал ближе к ночи. Но с продуктами все было в порядке, просто анархия была заложена в саму основу этого похода: надо же нам было на собственом опыте  убедиться, что вождь должен быть один на всех (и  это должен быть Киря), или что все желающие изображать самостоятельную деятельность могут изображать ее или вообще что угодно, но только в некотором отдалении на своем биваке.

Мы с Аней выкарабкались наружу. Наверху стояла глубокая темная ночь, догорал костер, изнывал заждавшийся нас народ. К нашему величайшему удивлению, в общей сложности мы проторчали в пещере около двух часов. Внутреннее чувство времени громко утверждало обратное. Кроме того, Киря обиженно заявил,  что точно засекал каждые пятнадцать минут, которые, будучи в недрах,  я снова и снова  просила  его подождать. Мне же казалось, что он дергает нас слишком часто (временные искажения, что же еще), поэтому  с каждым разом до него доносились снизу все более экспрессивные ответы.

Мы быстренько, но очень тщательно потушили костер и скатились с сопки. Дорога лежала перед нами пустая, темная, но по обе стороны сгустилась совсем непроглядная тьма. Мы быстро шагали, засыпая на ходу и включаясь только тогда, когда нас сносило на обочину на очередном повороте. Вокруг же происходило что-то странное. Это была ночь Беллетайна, первомайская колдовская ночь, когда вся нечисть бесится в открытую по случаю прихода весны. И дорога в такую ночь – совсем не то место, где слудет находиться беззащитным человеческим созданиям. Эту ночь надо пережидать у большого костра, не выходя за круг света. А мы шли и боялись отвести луч фонаря от дороги, чтобы не высветить что-нибудь из темноты. Вовсю гуляли эльфы, у ведьм  начинался шабаш... Мы слышали голоса. Думая, что это нас уже пошли искать, кричали в ответ. Но нам не ответили. Откуда-то мерещился детский, женский смех. Всю дорогу нас сопровождал мерный, повторяющийся, гипнотизирующий свист какой-то птицы, не удаляющийся и не приближающийся. Это было похоже на плохой сон, тем более, что глаза закрывались, как будто на  нас пытались навести чары. Я попыталась приколоться, под подходящий фон рассказать о Беллетайне, но стоило мне только начать, как меня сразу же заткнули, Маша стала оглядываться. Тут уже я испугалась сама. Паника нависла где-то очень близко. Но я изо всех сил старалась отогнать ее и дурные мысли подальше. Киря понял, что пора петь песни (он всегда начинает петь в ситуациях, когда надо срочно спасать положение), и мы зашагали бодрее, да и запредельщину стало меньше слышно. Нас очень подгоняло желание оказаться, наконец, у костра и что-нибудь съесть.Мы мечтали и грозились устроить конец света всему лагерю, если придем и застанем разорение вместо ожидаемых цветов и оркестра.

В два часа ночи ТРЕТЬЕГО ДНЯ мы испытали волну истинно человеческого счастья, увидев приличный  огонь и кинувшихся к нам с распростертыми объятьями двоих самых младших комбатовцев (среди которых был незабвенный Макар). Они накормили нас, рассказали последние новости, весь смысл которых сводился к тому, что у местных замечательная брашка. Потом мы, наверное, пошли спать, потому что я больше ничего не помню.

 

Утром, или, скажем, в обед третьего дня грозный Мяут повел своих архаровцев на Кайлан (дубль два, он же не последний). Они ушли. И тут Кирилл запинается о транспортник со снарягой. Было очень смешно. Всем, кроме тех, кто обламывался вторично там, на полянке, пока Костя с Ментом возвращались к нам за забытым железом (или веревками?). Зато они, не торопясь к рассерженным детям, заглянули на Санькину и обнаружили, что пещера открылась. О чем и сообщили нам, а мы втроем (Киря, Аня и я), не долго думая, схватили один туда-сюда комплект и веревку, и ринулись до Санькиной. Днем идти по дороге было любо-дорого, светило солнышко, пели птички, нахально свистели рябчики, и скоро мы обогнали этих деятелей, которые тоже наслаждались прогулкой, этак неспешно вышагивая...

Место, откуда начиналась Санькина, словно сошло с картины Шишкина: косые солнечные лучи, поляна, поросшая мхом, сосны. Над провалом перекинулся полностью скрытый слоем ярко-зеленого мха каменный мостик, образуя арку. Все в солнечных пятнах, не хватало только Бемби.

Вход в пещеру загораживали длинные, истекающие каплями ледяные клыки, но все это выглядело так мило и безобидно... Кирилл, спускаясь, вынужден был немного попортить оскал, но сосульки воостановились, наверное, уже через пару дней... К тому же, внутри обнаружился  целый ледяной водопад, почти отвесной горкой спадающий из первого зальчика во второй, куда солнечный свет уже не проникал. Там прятались миллионы маленьких звездочек, которые оживали, переливаясь, при свете фонаря. Казалось, стены покрыты инеистым сверкающим бархатом. Все это я увидела, когда сама спустилась туда. Из верхней части в нижнюю можно было попасть через узкий обледенелый шкурник, за которым как раз обрывался  круто вниз ледяной скат. Я поняла, почему Киря задержался здесь в раздумьях, вытянем мы его в случае чего или нет. Он, естественно,  выбрался сам, пропустив вниз меня. Мой фонарик не преминул напомнить о своем  непокорном характере, погаснув на самом интересном месте, когда я болтала ногами где-то там, наполовину находясь где-то здесь пузом на льду. Пришлось раскрутить его и глючиться без светоотражателя  в рассеянном свете. Что оказалось гораздо красивее. Побродив в самом низу и доведя себя до ощущения, что я здесь уже не одна, я изъявила желание вылазить. Правда, для этого пришлось перевернуться лицом к потолку и шагать по нему ногами, полируя спиной ледник, иначе с одним жумаром взобраться  на ледяной отвесный водопад у меня не получалось. Пару раз скатившись обратно и добравшись почти до самого верха я поймала мертвую точку, с которой сдвинуться сама могла бы  только вниз. Пришлось беднягам попотеть, подтянуть меня. Веревка, намокшая и обледеневшая вместе со мной, такой же намокшей и местами тоже обледеневшей, жутко терлась и выбираться отказывалась. Но пары рывков оказалось достаточно, и я выползла. Снаружи было замечательно: я села на солнышко и блаженно согревалась. А вниз пошла Аня. Что она там делала внутри, я не знаю, но представляю, как ей понравился «подъем с переворотом». Уже лежа животом на льду, можно сказать, устойчиво и наполовину с нами, она вдруг заявила, что у нее жумар свободно ходит по веревке в обе стороны. Умная Лена ответила, дескать, не обращай внимания, это веревка тянется, тогда Аня без лишних слов продемонстрировала нам сие абсурдное явление. Мы хорошо ее видели, и я первый раз могла наблюдать такой цвет лица у Кирилла. Он сказал ей пристегнуться к узлу на веревке, и мы вытащили ее на безопасный ровный участок. При ближайшем рассмотрении виновника нервотрепки оказалось, что у жумара тупо обледенел кулачек. Обледеней он немного пораньше, Аня бесплатно испытала бы всю прелесть американских горок, втыкающихся в землю под прямым углом.

Мы вернулись в лагерь (могли бы и не торопиться). Потому что  Мент и  покемоны Мяут и Оникс вознамерились во что бы то ни стало отыскать Сухую. Стало это нам в целый день и полночи ожидания, а некоторым патологически невезучим -  в пол-Кайлана, потому что все путевое верье вожди забрали с собой в Сухую, оставив на Кайлан одну веревочку, не доходящую до дна. Сухая себя найти не дала, может быть, это и к лучшему. А еще они утверждают,  что видели дырку, забравшись в какие-то дебри, и что это была не Сухая. И они даже не сунулись туда - вот этого я не могу понять до сих пор.

А мы потихоньку свернули лагерь, собрали рюкзаки, переждали под пленкой мелкий серый дождик и начали засыпать вокруг костра, ибо уже стемнело, а авантюристов все не было. Вяло строя предположение, что с ними могло случиться  (что могло ударить им в головы) и что нам по этому случаю делать, мы, один за другим, начинали кимарить. Наши планы выйти в обратный путь пораньше летели ко всем чертям, мы уже думали, не то обратно палатки ставить, не то идти спасработы устраивать...Но не прошло на самом деле и полгода, как герои наших помыслов явились и заявили, что они ложатся спать, а утром нас догонят... Комбатовцы с некоторым недоумением наблюдали, как вожди-пофигисты попадали в люлю, а сами, водрузим рюкзаки и другие заменители на плечи пошагали в туманную темноту. Кирилл хотел пройти хотя бы половину пути, опасаясь, что завтра может случиться что угодно, а из детей много не выжмешь, можно и пролететь. И повел он всю эту разрозненную толпу, канючащую, пыхтящую, бравирующую, засыпающую, на Спартак. Начали, как водится, бодро, с воплями типа «Ой, Да это же пара пустяков!» А потом стали просить остановки через каждые полчаса, двадцать, пятнадцать минут...Макар, упорно отказывающийся снимать обвязку, сначала собирался отобрать у Кири его рюкзак. Потом Кире пришлось нести его часть вещей и чуть не самого Макара. Светало. Мы вышли на Спартак. Каким-то чудом поставили палатки и  набрали дров, наверное, только перспектива упасть и никуда не идти заставляла народ как-то двигаться. Ручей в результате «ремонта» дороги куда-то исчез, и мы набрали воды из какой-то средней приличности лужи. Народ попадал спать, Кирилл остался на страже в надежде, что мимо проедет какая-нибудь большая машина и согласится нас подвезти. Еще ночью мы встретили стоящую на дороге темной массой какую-то технику, даже с водителем в кабине, тот даже не стал в нас стрелять, хотя ствол далеко не убирал. Его любопытство внушило нам оптимизм, но, оказывается, рано радовались, это просто Бираканский прикол: спрашивать, не намереваясь помочь. Хотелось мужику пообщаться в четыре часа ночи, ну кто его осудит?

А день занимался премилый. Сидя рядом с Кирей на бревнышке мы с вторым мелким пацаном по очереди роняли головы куда придется, пытаясь составить ему кампанию. В итоге я все же уползла в палатку. Киря же сидел, сидел, смотрел на огонь, закрыл глаза, открыл – а костер уже совсем погас и одни угли остались. Вот такая магия бывает, когда спишь на бревнышке.

Мы похамали (или мы сделали это до сна?) Одно я точно знаю, что Киря показал мне на другой стороне дороги какую-то интригующую тропинку, намекнув, что она может вести к пещере, например... Откуда только силы взялись, хотелось бы мне знать... Понесло меня на разведку. Нашла я заброшенный лагерь шишкособирателей, пару кабаньих троп (мне даже медвежий след померещился, как будто я его видела когда, ха!). Они без меня поймали симпатичную ящерицу. Дали мне потрогать и отпустили.

Выходим мы на дорогу. Где-то там нас и подобрал добрый дяденька, которому я на всякий случай из последних сил улыбалась грязной мордой. Услышав, что нам очень понравились «ИХ пещеры», он прокатил нас за смешную сумму до Пасечной.

Вот когда подъехали выспавшиеся вожди, я даже не помню. Одно знаю: дети, топавшие всю ночь ножками, смотрели на них, с гиканьем подкативших на попутке, весьма задумчивыми глазами...

На полянке, неподалеку от Пасечной, мы побрасали вещи и группами спускались  в нее. Правда, мы как спустились, так и застряли там, потому что там обнаружился открывшийся новый ход. Ледник, который в прошлом году отступал от стены сантиметров на десять, открывая лишь узкую щель, в этом году отошел довольно прилично, так, что нам нашлось, что топографировать. Используя кусок бинта с моей или Аниной руки в качестве рулетки, мы быстренько затопили новый участок, испытывая ощущения первооткрывателей. Пасечная все также радовала душу огромными снежинками, только капелей, таких роскошных, как год назад, не было.

Выйдя наружу, я поняла, что это – последняя пещера и поход окончен. Интерес к происходящему умер. Я не хотела уходить. Мы посидели у костра на полянке, поели. Там было так хорошо. Но пришлось выходить на дорогу и шагать к ненавистному Биракану, где нас никто не ждал и не любил. Подходя к нему, мы заняли круговую оборону, только Лехе Евсееву все было нипочем. Он закорифанился с местными еще по дороге туда.

Оккупировав вокзальчик, мы стали ждать поезда, стараясь избегать общения с аборигенами. Их наоборот тянуло к нам, как магнитом, еще бы: цирк приехал! Самое удивительное, что нас, целых двадцать человек, пустили-таки в поезд, и мы благополучно доехали до дома все  вместе. И никого не потеряли. Даже Макара.