Иду домой из железнодорожных касс. Билеты до Эльбана в руке. Не верю. Не радуюсь. Старательно не радуюсь. Сглазить - не сглазить, ерунда. Здесь, в этих билетах, гораздо больше. Мы едем на Джаки. Мы все-таки едем на Джаки. Вопреки всему и несмотря ни на что. Долгая и мучительная предыстория закончена. Настало время свершений. Хотя горький осадок еще долго не будет проглочен.
Никогда не думала, что на ДЖАКИ я буду ТАК собираться. Выручил, видимо, кое-какой поднакопившийся за 3,5 года опыт. В последний момент с во-от таким снарядом в голове уложенный рюкзак в конце концов содержал все, что было нужно, ни больше ни меньше.
На остановке разрешаю себе недоверчивую кривую улыбку – мы едем? Страх, постоянных страх, не отпускающий меня до самого Санболинского моста, что все каким-то образом так или иначе сорвется (ужас и проклятье – из-за меня!) прочно угнездился внутри и ворочался там, устраиваясь поудобнее и надолго. Но мы не упустили последний трамвай, и время отправления нашего поезда, как оказалось, перенесли на несколько часов попозже, а не на пораньше, хотя и это уже потрясло достаточно – по старой памяти не посмотрела даже на билеты! Такая моя невнимательность где-то могла заиметь и более серьезные последствия. Главный девиз похода для меня был, как говорит Муф, «НЕ ЗАТУПИТЬ», и от попыток держать все под контролем и постоянного напряжения все эти дни сводило набекрень крышу, душу и мышцы на спине.
Мы заняли круговую оборону на платформе и под «Сектор газа» в голубом свете «Тикки», сидя на асфальте, катали по рериховской программе кости, отсчитывали горячие, читали «Пробудитесь!», спали. Рядом эти несколько часов стоял наш поезд, но проводники не торопились открывать двери. Вот оживление и шевеление прокатилось по платформе, я тихонько бужу Кирю, он вздрагивает и просыпается, тяжело, как будто вырывается из болота. Подымаем рюкзаки, готовимся к бою – проводница почему-то садит без мест, как в общий, а ведь у нас плацкарт… Снова вылезает мой косяк с билетами – пытаемся сесть не в свой вагон. Но вот мы в поезде. Измученный брат мой наконец-то на полке, а не на асфальте перрона, спи, только спи, спи без сновидений. А вы цыц, люди, не дышать. Брат мой спит. А ночи осталось так мало…
Просыпаюсь несколько раз, проверяю, все ли в порядке. Вокруг покой и тишина, теплый полумрак и стук колес, все спит в несущемся в глухой ночи поезде. Рюкзаки на месте, на третьих полках, лежат, большие, как тюлени. Свешиваюсь вниз – там посапывает маленький свернувшийся комочком Муф, теплый и пушистый. Загадочная Катя на соседней верхней боковой – только волосы и рукав аляски. Все спокойно. Странное оцепенение, одинокая отстраненность бодрствующего среди спящих – все они там, по ту сторону, а ты видишь только оболочки, якоря, которыми они привязаны к этому миру.
18 августа.
Утро. Ясное, светлое, заливает весь спящий вагон. Муфик внизу такой взъерошенный, умильный. Все хорошо. Рано еще очень. Эльбан не должны бы проехать. Что-то за окнами заставило меня спрыгнуть с полки в проход. Сколько времени? Где мы едем? Внутри тепло трепетало подозрение, что я знаю, где мы едем. Черт, все мои спят! Я переживала это одна, а это слишком много. Прошла к расписанию. В открытую дверь в купе проводников было видно, как наша толстая проводница спит сидя у окна – и у нее не спросишь! Возвращаюсь – с полки на меня блестит глазами Катя. Спрашиваю время – ну точно! Форель, Вандан, Литовка…Родные места… Стою рядом с Кириной полкой, за окном уже другое. Спи. Пусть приснится тебе твой распадок.
Теперь и мне можно вздремнуть.
11.05. Эльбан. Я в новой для себя роли – сижу на вокзале и жду в неизвестности, а историю творят Киря и Катя. Катя – спаситель нации, она смогла сделать волшебное разрешение с грозной начальственной подписью, без которого, как нас предупредили добрые люди, не видать нам заветной дороги до Кура. Теперь надо его заверить и найти машину.
Нас с Муфом вежливо попросили из вокзала – тетенька-кассир уходила на обед, и мы перетащили вещи под стену в тень, а сами выползли на солнце. Стоял самый настоящий июньский денек: удивительно, но теплый ветер гнал тополиный пух, небо было пронзительно-синее, с ослепительно-белыми, быстро бегущими облаками. Мы играли в кости, а потом разглядывали фантасмагорические метаморфозы солнечно-снежных громад сквозь темные очки. Мертвый полдень затягивался. Наших все не было. Бессильное бездействие томило, выворачивало. Я все внимательнее рассматривала стену вокзала на предмет скалолазания, в то же время помня, как мы с Муфом боялись в последние дни споткнуться, упасть, что-нибудь себе вывернуть или просто заболеть по закону мирового свинства.
14.20. Муф в очередной раз удалился прогуляться до маленького домика на отшибе – единственное наше развлечение, - когда из подъехавшей легковухи, на которую я не обратила никакого внимания, вышли Киря с Катей, вполне собой довольные. Они кратко сообщили, что разрешение им подписали и машина после трех будет, а пока неплохо бы подкрепиться.
15.15. Наперегонки из маленького домика к загруженной уже машине несемся мы, воодушевленные и радостные. Но я еще не радуюсь, нет. Нет, нет, нет. Еще рано. Нас еще не пропустили. Мы еще не доехали. Еще может случиться все, что угодно. Киря садится к водителю, мы с рюкзаками – в пропыленном салоне. Духотища и жара. Тряска, дребезжание. Проезжаем пост. И правда, охранник с автоматом. Во дают. Но нас пропускают. Катя, ты молодец! Но тише, тише.
И вот оно, началось. Машина раз за разом отказывалась ехать. Водила бурчал себе под нос, разбирал и собирал что-то пышущее жаром между своим и Кириным сиденьем – у него там мотор, что ли? С ожесточением вырывал свое кресло, копался там где-то и снова водружал все на место, и снова сто метров, и снова что-то не так. Мы только приоткрывали свою дверцу – подышать, а так замирали и тихо сидели, боясь шевельнуться, не зная, что происходит и чего ждать. Я смотрела на Кирю, но он был непроницаем, также не двигался и молчал. И только шофер метался туда и сюда, обегал машину, доставал и складывал инструменты, оглушительно хлопал дверью, был весь в мазуте, распаренный и все более угрюмо-раздраженный. Движение рывками затягивалось. Проезжали мы с каждым разом все меньше, паузы становились все больше. Мимо время от времени проезжали лесовозы, поднимая шлейф пыли. Я думала о том, сможем ли мы не то что подняться на перевал, а хотя бы вернуться в Эльбан, чтобы поискать другую машину, как быстро мы ее найдем и как потеря времени отразится на нашем дальнейшем движении. Убеждала себя, что Кире виднее и понятнее происходящее.
В конце концов всем стало ясно, что так больше продолжаться не может. Мы выгрузились. Дело к вечеру. Перед нами дорога уходила на подъем, вода наша заканчивалась, машина с мрачным водителем вызывали уже даже не досаду, скорее, сочувствие – накренившись, автомобильчик замер глубоко в придорожных, намертво запыленных кустах, но у дядьки, по крайней мере, оставалась бутылка лимонада и печенье, а также мимо проезжающие лесовозы, которые дотащат его до цивилизации. А мы продели вырубленные Кирей палки в лямки лодочного рюкзака, которые еще не все оторвались, и с рюкзаками за плечами, с лодками на носилках двинули вперед. Я морально готовилась к бесконечно длинному переходу, надеясь на то, что гнущиеся под тяжестью плавсредств жерди сдадут все же раньше, чем мои руки. Аня с Катей были готовы сменить загнанных. Но менять пришлось только жерди, а не нас, потому что они сломались раньше, а вода попалась нам очень скоро, и неподалеку - обжитая уже площадка для ночлега. Мы успели лишь достать котлы, когда услышали – едет лесовоз. Бросились на дорогу голосовать. Я очень надеялась, что водитель, вознесенный кабиной под небеса, разглядит нас в облаках пыли. Он разглядел, остановился и – ура! – грузимся! Снова поднимаем неподъемные рюкзаки, привязываем, Киря собирается болтаться вместе с ними, как вдруг – наша машина! Я не хочу больше экспериментировать, по мне уж лучше лесовоз, но дядька убеждает Кирилла, что он нашел причину всех мучений. Говорим спасибо отзывчивому лесовозчику и разгружаемся. Что-то я никак не могу собраться с силами и оторвать свой рюкзак от земли. И вот мы снова внутри, на родных уже мягких пыльных сидушках, а впереди бежит навстречу дорога, мы берем перевал. Какие горы вокруг! Сначала горелые или посохшие, покрытые мертвыми стволами сопки – здесь жизни нет, а потом, все выше и выше, все шире и шире – такие просторы… Мы, сидя в машине, находимся на большей высоте, чем когда подымались на Айчу год назад… С подозрением смотрим на сыпухи, а главное, на эти заваленные деревьями склоны – я не хочу такого на Джаки. У меня было очень определенное представление о том, что должно, просто обязано было быть на Джаках, и я просто отметала всякую другую возможность, несмотря на то, что Киря вполне допускал все что угодно. Я-то знала, как ТАМ будет. Если только мы сможем туда добраться. А за окнами открывались все новые виды. Мы втроем влезли на сидение и вертели головами, пытаясь охватить как можно больше всего. Вот и живые сине-зеленые горы, и провалы слева, прямо за обочиной дороги, и речки с прозрачными перекатами, и поросшие багульниками склоны. Против воли радость и ощущение свободы уже тихо пело в груди, я сдалась и разрешила себе немножечко эйфории.
Однако, Щегловской дороги не было. Мы проехали какой-то поворот, куда водила сунуться отказался, а Киря не особенно настаивал… Я опять перестала понимать происходящее. Ладно, Киря сам разберется. Как это всегда слабо утешает! Но в глубине души я была убеждена, что довезите нас до Кура, а там уж мы пешком, ползком, как угодно, но доберемся до нормальной сплавной воды – ну сколько там оставалось! Поэтому почти спокойно отреагировала, когда мы остановились у весьма средних размеров речки, которая и оказалась Куром. Большая такая Горнушка. Сплавляться по ней, конечно, было бы очень и очень странно, сказать точнее, глупо. Но и к этому я была готова, зная, что многие вещи только кажутся невозможными на первый взгляд, особенно если ты имеешь дело с Кирей. И мы снова разгрузились. И распрощались с шофером. Огляделись. Кур. Разбитый, очень живой и настоящий мост. Вагончик на колесах. Навес, старый лапник, кострище. Наливающийся сумерками вечер. Было без двадцати девять.
Вроде, пора радоваться… Мы здесь, вот он, черт возьми, Кур… Теперь уже никто нас отсюда не оттащит…Эй! Ау! Но в голове только однообразно повторялось заклинание: не может быть. Этого похода уже столько раз должно было не быть!.. Все, все было наперекосяк, все было наперекор, все препятствовало, и никто, никто не верил, что мы все же пойдем на Джаки. «Эти ваши Джаки» – вот что я слышала, и говорилось это так, как о чем-то нереальном, ненастоящем, несбыточном таком капризе…Дети хотят на луну. «Я так и знала, что ничего не получится…», «Сходите лучше туда… или, например, сюда…» Мне вспоминалось все это, все и еще больше, и хотелось или истерически смеяться, делая неприличные жесты, или с облегчением плакать, или обнимать всех, в том числе деревья, или стучаться о последние головой – вот оно, море, вот оно, вот! Что надо сказать? Правильно! Здравствуй, яблочко! Уйти бы, посидеть у воды… Понять, доволен ли вождь положением вещей – ведь мы не совсем там, куда нам надо, сплавной участок реки ниже… Надо было заниматься хозяйственными делами. Правда, толку от меня было мало, скорее, больше вреда – я два раза почти полностью залила с трудом разгорающийся костер водой из котлов, в наступающем сумраке пожирая глазами наше окружение, глубоко вдыхая, пытаясь осознать, что все это происходит на самом деле, здесь и сейчас… Очень в этом мне помогли ребята на лесовозе, которые не поехали по ненадежному мосту, а своротили в объезд по реке, как это обычно, видимо, и делалось. Только вот очень уж мощно они по ней прокатились, и поднятой ими волной наши выброшенные из рюкзаков вещи с пригорка смахнуло в какую-то сомнительную заводь. Не знаю, заметили ли они, что натворили, но мы точно несколько секунд просто стояли, ошарашенные такой… выходкой. Потом, конечно, бросились все это вылавливать. А затем раскладывать сушить. Только вот конфеты – конфеты! – намокли не только снаружи, но и внутри, так как почему-то не были упакованы во что-нибудь водонепроницаемое, хотя вроде собирались сплавляться… Ну да ладно. Как оказалось, «сухие конфеты» у нас все же имелись, и уж их мы берегли как следует.
Девчонки нашли бруснику! Где-то через дорогу – как они собирали ее в этих синих сумерках? Первые звезды… О, я не хочу в палатку! Мыслимое ли дело – первую ночь! Муф и Катя поставили ее в отдалении, возле вагончика. На костре, наконец, закипела вода. Ужин, массаж на мокрой от росы пене… Проезжал наш лесовозчик, еще кто-то… Затем наше уединение было нарушено какой-то небывалой среди почти-ночи активностью. Приехало что-то большое: не заглушенный мотор, свет фар, человеческие тени, голоса – «Тут чья-то палатка!» – непонятные маневры в ночи… Мы решили принести палатку поближе, пока ее не раздавили. В тусклом свете моего фонаря мы лазили между колес чего-то большого и не могли понять: если ее все же раздавили, то где то, что от нее осталось? Если же нет, то где она целая? Я очень серьезно разглядывала колеса – не намотало ли ее? Оказывается, ночные гости (точнее сказать, хозяева) притащили с собой еще один вагончик на колесах, а палатка как ни в чем не бывало стояла целехонькая у другого, первого. Мы перенесли ее к себе, а там еще долго что-то происходило, кто-то куда-то ездил, ревели моторы, гремели прицепы, светили фары, а я каждый раз подрывалась, беспокоясь во сне, не раздавят ли там наших девчонок, которые спокойно спали совсем рядом в палатке.
19 августа.
Утро первого дня пути. Это необыкновенное ощущение. Сегодня мы должны будем сделать первый рывок. Первый в череде последующих, самый пробный, экспериментальный. Ведь мы еще никогда не сплавлялись на лодках-двойках, да еще и по такой реке – не сплавной. Я, честно говоря, не представляла, как и что я буду делать. Ощущение у меня все утро было такое, как перед шагом в пропасть, когда неизвестно, есть ли у тебя за спиной парашют или нет. И скорее всего, все же нет. Потому что свои шансы я оценивала достаточно реально. Но, черт возьми, что мне оставалось? Сказать Кире, что это абсурд и – дальше что? Дома я надеялась, что нас все-таки доставят до большой воды, где у нас с Муфом будет возможность немного потренироваться, понять, КАК это, войти в колею. Ну нет так нет. Это называется: мы будем делать все возможное и невозможное. Но до чего же это паскудно – знать, что почти наверняка вот сейчас из-за тебя все накроется. За Катю я не переживала. В одной лодке с Кирей ей можно было тупить как угодно. Я садилась в лодку, словно шла на казнь.
Мы так долго и старательно упаковывались: тридцать три пакетика, да на моем рюкзаке еще сверху полиэтилен; так привязывали вещи, старались лишнего не мокнуть… Блин… Я не видела вариантов. Поэтому мы с Муфом неловко – обреченно - взгромоздились на рюкзаки и в свою очередь оттолкнулись от мели. И нас понесло. Все. Дальше нашего участия практически не было. Мы что-то пытались сделать, но, честно говоря, я почти сразу растерялась настолько, что не сделала и того немногого, что можно было. Своей задачей в те несколько секунд я считала не отгребать от препятствий, а разбираться с ними в непосредственном контакте: и глядя на стремительно приближающееся бревно, торчащее на полреки, под которое нас несло, я прикидывала, как бы так пригнуться или оттолкнуться от него… Из-под бревна мы, вертясь так и сяк, вылетели прямо на притопленные «рога», на которых лодка и зависла, перегнутая, щедро поливаемая через борт с кормы. С момента старта прошло 30 секунд.
Там было неглубоко. Провалиться сквозь землю было некуда. А на берегу нас уже ждали. Приведя затопленную по борта лодку к галечной косе левого берега за веревочку, я старательно пыталась контролировать выражение лица, интонации голоса и дрожь в руках. Внутри потряхивало основательно: вид подминаемого водой борта вызвал не пережитые еще до конца Акурские воспоминания. Но это все фигня. Сейчас мне надо было знать, чем же чревато такое начало, когда каждому стало очевидно все то, что я носила в себе в течение этого утра. И тут я увидела пузырящуюся маленькую дырочку. И все стало ясно и безнадежно. «Киря, пробоина». И приказ разгружаться.
Отсюда было видно дорогу и мост. Я нашла в себе силы улыбнуться Муфу. Мы подержались друг за друга, стало чуть полегче. Но как же было паршиво!
Я еще никогда не собирала дрова так яростно и с таким ожесточением. Сердилась на всех, а больше всего на себя. То и дело оборачиваясь к месту своего позора, которое было прямо напротив нашего нового бивака и магнитом притягивало взгляд, все яснее видела, как надо было действовать. Ведь можно было сориентироваться. Папиной лодке лет двадцать. И это первая пробоина. Наша. А в прошлом году мы утопили весло, которое папа долго и любовно делал под заводское, один в один. И Кирин рюкзак теперь насквозь мокрый… В общем, ни одной утешительной мысли. О самом главном я даже боялась думать: что теперь Киря решит? Как мы будем строить свою дальнейшую тактику?
А тут еще, кажется, вот-вот дождь зарядит. Порывы ветра гоняли по синему небу какие-то угрожающие тучи, и нас то и дело накрывало их холодной и мрачной тенью. Я хотела, наконец, услышать приговор. Но объявлено было только то, что лодка будет сохнуть и клеиться до завтра, что нужен один доброволец в флагманскую лодку для разведки дальнейшего пути. Киря взял Катю, и они вдоль берега уплыли-уползли, правда, совсем недалеко, в зоне прямой видимости, до поворота, вылезли из лодки и долго шарахались по залому. Вернулись с ожидаемыми и никого не удивившими вестями: ну не сплавной это участок Кура! И с самого начала было ясно… После обеда Киря отправился на пешую разведку вдоль берега, захватив с собой снасти. Девчонки ушли за брусникой. Как и договаривались, Киря крикнул меня через некоторое время, передал удочку и убежал. У меня тоже не клевало. Не помню даже, что за наживка там была. (Дохлый маленький ленок, вроде). Помню, что Муф позже наловил нам ручейников и гусениц, червей мы, как ни искали, не нашли. А на муху и химию у меня не получается. Я ждала большой воды, чтобы поймать наконец-то ленка и тайменя. Ну-ну. Или хотя бы вспомнить, как эту блесну вообще забрасывать.
Киря нашел нас с другой стороны дороги, в брусничнике среди мхов, принес все те же нерадостные факты. Впереди – заломы сплошь. Куда делась Щегловская дорога, по которой нас должны были доставить до большой воды? Вот карта, вот отметки его навигатора, вот мы, а где все-таки дорога?
Катя нашла сказочный пригорок, на котором, как на картинке, росла ладная семейка подберезовиков. Девчонки бродили в округе в поисках даров природы, и природа дарила: Муф с восторгом и гордостью предъявил нам первую свою чагу.
Мы как раз собирались приступить к послеобеденному чагапитию, когда из-за кустов, в болотниках и со спиннингом, вышел какой-то рыбак. Весь день у моста велась активная деятельность, проезжали машины, ходили люди, поэтому мы не удивились. Вышло так, что пригласили на чаек. А разговор, конечно, пошел о наболевшем. Молодой человек долго и с тоской вертел карту, которую ему сунул Киря, и в конце концов предложил нам «завтра в четыре или в семь» попутно подбросить нас до тех мертвых сопок, которые мы проезжали на полпути - «рериховский Сюмнюр» и т.п. Чтобы, как сказал Кирилл, все же не с пустыми руками возвращаться. Это было смешно. Потому что невозможно. В том числе, слышать от Кирилла это было невозможно. Даже несмотря на то, что, кажется, других вариантов у нас нет. Но, сидя на бревне и разглядывая рыбака, Кирю, Катю, Муфа и пытаясь понять, что же каждый из них думает, чувствует, хочет, во что верит и на что надеется, я точно знала, что мы не можем не пойти на Джаки. Потому что просто мы не можем на них не пойти. Я готова была на все – любыми средствами уговаривать «завтра» этого дяденьку или идти до нужного места пешком через весь этот лес и мари. Но только не назад. Вперед и умереть – да. Но никаких вариантов, исключающих продолжение маршрута, и не через год, а сейчас.
Мы с Кирей шли назад по дороге в надежде увидеть пропущенный поворот. Внутри было звеняще пусто – в ожидании какого-то сдвига в нашей вставшей колом ситуации. Я свое решение знала, и Кирилл его знал. Муф и Катя должны были сказать свое слово. Военный совет будет после ужина.
Мы поднялись на перевал и повернули: если бы нужный отворот имелся, то он уже явил бы себя. Мы разговаривали, время от времени срываясь с дороги, чтобы срезать на обочине гриб-другой. Замершее, тихое, ждущее бешенство. Чуда. Я ждала чуда. Иначе – все другие варианты, означающие лишь одно – в этот раз мы не идем на Джаки.
Я не помню, когда Киря первый раз упомянул про них. Джаки-Унахта-Якбыяна. Я даже название это очень долго не считала нужным запоминать. Для меня это было на уровне: «Ну что, полезем на сыпуху? – А зачем?…» Ну хочется Кире на Джаки, ну пойдем, нам-то все равно… Абстрактное место на карте. Так когда-то было с Ванданом, с Тумнином, с Айчой, поэтому теперь уже я просто верю, что нам туда надо и все… Когда это стало наполняться смыслом?.. Когда я подхватила эту его одержимость? В какой-то момент мне стало это доступно: посмотреть на карту и понять – я хочу сюда! Я хочу на Джугджур…. Когда-нибудь я туда доберусь.
А сейчас я вполне серьезно обдумывала вариант, как бы с парой ножей – в крайнем случае – попробовать все-таки уговорить этого мужика отвезти нас куда нам надо… Точнее, как уговорить Кирю на этот вариант, а уж мужик бы согласился, я думаю… Терять-то нам нечего… Вот только Катя и Муф, они, наверное, не настолько психи, вот это меня останавливало.
Мы вернулись в лагерь. Военный совет состоялся. Решено было ждать завтра мужика и пытаться добром уговаривать его везти нас-таки до большой воды, если же нет – дальше я ничего не знаю, для меня никакого «если» не было. Уговорить и все. Как угодно. Душу ему продать свою…Нужна она ему больно… О, как ужасно, целый день ждать… А еще Киря грозился прямо с утра закатать нам тренировки на воде, как раз на том самом участке, где мы так неудачно начали… Показательные выступления на разгруженных лодках, блин… Не люблю я выглядеть глупо, поэтому настроена была мрачно и пессимистично. Но я сама бы громче всех просила Кирю о чем-нибудь в этом роде. Потому как мало того, что это необходимо, есть еще фактор «так нам и надо». И мы должны были пройти именно это место, чтобы заноза не сидела.
20 августа.
Хе-хе, девчонки, какой завтрак? В лодки, дамы, в лодки! А Муф проснется, успеет еще.
И мы с Катей отводим лодку, с новенькой заплаткой, к мосту. Нас утро встречает прохладой… И ледяным перекатом. Там на нас с недоумением взирает какой-то лесовозчик, пришедший ополоснуть с утреца ясные очи. А мы садимся, долго отталкиваемся с мели и – нас снова понесло тем же маршрутом, да еще менее удачно (с Муфом вчера мы хотя бы первые кусты пролетели). Но мы не пробились правда на этот раз… Еще бы! Каждый раз по пробоине, ага…. Катя просто повисла на первом бревне в попытке удержать лодку, а мы с последней благополучно уселись на вчерашние рога, заливаемые студеной водицей… Глупо до невозможности. Киря, с фотоаппаратом в руках, изрек: - Еще раз!
Он прокатился со мной, показал, объяснил. Стало получше. С этого стоило бы, пожалуй, начать… На второе наше самостоятельное прохождение вылез из палатки заспанный Муф. Радости на ее лице совсем не было… У меня отмерзли ноги шарахаться туда-сюда по такой воде с лодкой на веревочке. Свежо с утра как-то уж очень… Но во второй раз мы с Катей прошли уже лучше, я действительно поверила, что и на таком течении что-то успеваешь сделать, когда знаешь, что тебе надо. Не так уж неуправляемо нас несет и все такое. Теперь мне стал еще более очевиден мой вчерашний затуп. Мы прокатились и с Аней тоже. Потом все же пошли завтракать. Ноги отогрелись. Настроение поднялось. Мы не безнадежны. Приятно, черт возьми.
После завтрака мы продолжили. Здесь уже навострились, и Киря повел нас дальше. Страшно. Но я поняла еще одну вещь: в основном везде достаточно мелко, чтобы успеть выскочить, если что. А уж пешком провести лодку я смогу. (Святая невинность… или наивность… Да-а, мне еще многое предстояло узнать и на своей шкуре проверить.)
Киря привел нас к интересному месту, от которого у нас с Муфом аж дух захватывало. Узкий поток, затопленная коряга с сучками, а через нее волны-бурунчики. Нужно было пролететь слева, очень точно – как мне казалось, почти невозможно… А как загорелось! Это были первые проблески азарта! Сквозь суеверно-панический страх и недоверие к воде стал пробиваться интерес и – удовольствие! Пару раз мы прокатились по этим волнам, как с горки, Киря утопил там свой нож, но дальше река становилась совсем непроходимой. И мы где повели, где понесли свои лодки обратно. Мы немножко гордились собой, и я очень гордилась Муфом. Муф был на высоте. Гораздо спокойней, сдержанней, чем я. С Муфом хорошо очень было в одной лодке лететь во всякую чачу, но и вдвойне страшно. И тащить по кустам поставленную ребром лодку с Муфом тоже было хорошо.
Пока мы перехватывали лодку, отстали от командирской пары. Где-то умудрились потерять тропинку. Влезли в какой-то заболоченный ручей. Впереди мелькнул яркий Катин спасжилет. Да, обносить все это дело, да еще с рюкзаками, да без тропы, было бы очень и очень непросто. Что с накачанными, что со спущенными лодками. Киря говорит, что, когда мы придем к нужному участку Кура, будем чуть живые, и ничего нам не надо уже будет, и весь резерв времени мы потратим…
Остаток дня мы проводили около собранных рюкзаков, дожигая дрова, суша обувь папиным методом – засовывая туда горячие камни, играя в кости. Мы с Кирей залезли на бревно толкаться, и он регулярно, падая, хватался за меня и стаскивал за собой в воду. Через наш бивачок протекал ручеек, и Муф с Кирей строили дренажные сооружения, пытаясь направить воду стороной, чтобы постоянно в нее не влетать и через нее не перескакивать. В какой-то момент они начали просто хаотично забрасывать несчастную струйку камнями.
Ближе к четырем меня начало бросать в дрожь. Но лесовозчики сказали Кириллу, что мужика пока нет, а как он приедет, нас, мол, позовут, посигналят. Но к пяти мы снова выползли на дорогу, так как нам срочно потребовалось узнать, сколько времени. Ну неудобно уже было приставать к людям без предлога. А люди сидели за столом рядом со своим вагончиком и кушали, а дядьки среди них не было… Шесть мы как-то пересидели, а к семи опять пошли… Я уже примерно представляла свою линию поведения. Меня не покидала уверенность в отсутствии выбора. Уговорить и точка.
«Наш спаситель еще не приехал?»
Мы уже почти привычно брели по мосту в свою сторону, когда подкатила его машина. Точно, наш дядька! Мы сразу тут как тут: вдруг он протрезвел и забыл про нас, или пожалел, что связался с нами вчера. Ну, он, конечно, не то чтобы очень обрадовался, нас увидев… Но он вообще был еще весь во власти работы. Тут же разгружался какой-то здоровенный монстр, тарахтел на всю округу, и мужик носился вокруг кругами, а сверху на обочину летели какие-то железяки. Я боялась, что его задавит, кто же тогда повезет нас? Мы решили отойти и подождать. Чуть только мужик вздохнул свободно, как снова мы рядом, и снова Киря что-то объясняет ему с картой. Я, поймав маленького пушистого котенка, который носился по колесам лесовоза, старалась являть собою как можно более трогательное зрелище. Умоляющий взгляд, наворачивающиеся слезы – аллергия у меня на кошек! Киря действовал доводами разума, я давила на жалость. Постепенно мы оказались в центре внимания, подошедшие лесовозчики бурно принимали в нас участие, размахивали руками, тыкали в карту, манипулируя какими-то своими названиями и ориентирами, убеждали и переубеждали друг друга, Киря уже скромно молчал в сторонке, а мы с котенком переводили умоляющие взгляды с одного на другого в поисках слабого звена. «Довези ты их до Бум-Бума, Ё! – Да оттуда Ё! один хрен все в заломах! Вот на верхний склад Ё!.. А вот на нижний бы склад!» Один из них точно был за нас, дескать, сам бы нас повез, если бы машина была… Я уже стою молюсь на него…жест отчаяния: ухожу, безнадежно сажусь на обочину, подаю жалобный голос оттуда, снова вскакиваю, заламываю руки… «Наш» дядька с Кирей наконец вроде соотнесли свои разные названия на карте, чего-то там для себя поняли…
Едем! Нас везут! С такими воплями мы влетели в лагерь. Все давно уже собрано. В 21.15 мы уже на дороге. Наш благодетель хоть перекусил после рабочего дня... Грузимся. Жора – «наш» мужик – за рулем, Серега – сочувствующий туристам – рядом, и мы вчетвером на заднем сидении, обложенные рюкзаками, боящиеся дышать…А за окнами – густеющая синь, зеленый фиолет сиреневых Даян, на которые опускается ночь. А я сижу между Муфом и Кирей, и оба они мне так дороги, и наше общее волненье за весь этот невероятно странный день, за все последующие дни, которых, еще немного, и могло бы не быть, за все-все, от чего отделяла нас эта поездка по ухабам… Оба они одновременно что-то оживленно рассказывают мне с двух сторон, и я хочу успеть ответить обоим, ответить словом, взглядом, рукопожатием…
Мы сидели благоговейно, как в храме, благоговейно мотались из стороны в сторону, Киря что-то с нервной веселостью рассказывал мужикам, а Жора все беспокоился (это уже стало анекдотом):
- Не сильно трясет? Не укачивает?
- Нет-нет, не-ет! Что вы! Все просто замечательно!
Через некоторое время:
- Ничего, если я покурю?
- Что вы, что вы, курите, конечно!
Потом уже попозже, напряженный нашей неприхотливостью:
- Ну, если там пописать…
- НЕТ!!! – с неподдельным испугом хватаемся за сиденье… Никуда мы не пойдем! До самого Кура!
Совсем стемнело. Небо слилось с землей. Впереди в свете фар кусок реальности в черноте – дорога. И вдруг:
- Медведь! Вон, смотри-смотри!
Я подскакиваю, вытягиваю шею чуть не между впереди сидящими: точно! В свете фар по дороге перемещается что-то темное, перетекающая тень, но так близко! Я внезапно понимаю, что это не тень, не что-то абстрактное, а настоящий, живой, перебирающий лапами медведь… Как это объяснить - сама не ожидала, что это ТАКОЕ ощущение!.. Восторг при встрече с чудом и пузырящийся холодок внутри… А мишка мягкими скачками, держа дистанцию, бежал впереди, и мужики в машине, прильнув к лобовому стеклу, все больше и больше нервничали:
- Почему он не уходит?! Ты помедленнее давай, а то догонишь, он бросится! Только смотри, не заглохни! Фары выключи! Нет, лучше включи! Почему же он не уходит! Стреляный, наверно! Ну точно! Стреляный! Это он на ветерок вышел, рану проветрить! А все этот старый козел Боря! Слепой, а стреляет куда ни попадя! Давай остановимся, пропустим! - Подождали, поехали. Снова зашевелилось темное в свете фар. - А, сс-собака! Опять он!
Серега высовывался в окно и стучал по машине. Это не помогало. Жора переживал, что Серега ему всю машину поцарапает… Глядя, как дергаются мужики, я сама не смогла испугаться. Хотя им, наверное, виднее.
- Как же мы их-то тут оставим?!
Ну уж нет уж! Уж как-нибудь мы останемся, это вы бросьте. Уж. Вот.
Перед поворотом мы выпустили медведя из луча. Поэтому, сворачивая с наезженной трассы, гадали, ждет ли нас медведь впереди, или он потом подкрадется сзади…Все. Дальше даже этот танк не пройдет. С фонарями вылезли посмотреть. Ну точно, приехали. Я смотрела на мужиков и Кирю во все глаза и никак не могла понять, мы действительно на нужном нам месте, откуда можно дойти до реки, или мы просто не можем пробиться дальше, или …да скажите же, наконец, все? ВСЕ?..
Вокруг что-то странное… В свете фар развороченная глубокими колеями засохшая глинистая земля, замешанные туда же куски деревьев, какие-то мертвые стволы в тумане, не понятно, что это, что вокруг. Дорога теряется в мешанине траков, а впереди в канавах стоит мутная вода. Над всем этим – черное-черное, открытое до краев земли звездное небо, стремительно застывший млечный путь, и все это мироздание неотвратимо вращается вокруг вселенской оси, с легким, ощутимым кожей скрипом… И мы, затерянные в тумане, в одном тумане с медведем…
Разгружаемся, и надо сразу все – костер, котел, Серега с Муфом – прыгающий лучик света – уходят за водой, я наконец решаю, за что первое хвататься, хватаюсь за пустые бутылки и бегу следом… Мы пробираемся среди голых стволов, наклоненными под разными углами в застывших бороздах глины… Серега бормочет, что где-то здесь был же ведь ручей, останавливаемся, слушаем… Не журчит… Возвращаемся, проходим мимо стоящей со включенным мотором, живой, светящейся изнутри машины, голосов, движений, теней, оставляем все это где-то позади, нам надо выйти на дорогу и пройтись назад, до ручья… Сзади, как выстрел, что-то треснуло. Серега приседает и оборачивается, шаря лучом по туману… «А-а, это они дрова ломают…» Идем. Я улыбаюсь в темноте, пользуясь тем, что Серега этого увидеть не может. Нож в руке, и я тереблю предохранитель, понимая, что это смешно. Но ведь не могу же я отпустить Муфа, пусть с дядькой, туда, где бродит медведь, да еще стреляный каким-то Борей… Так же, как не могу я отпустить Муфа на другую лодку. Ничего, конечно, я не сделаю, но хоть будем вместе. И пусть нож будет в руке.
Журчит! Спускаемся с дороги к прозрачной в свете фонаря, с яркими камушками, воде. Холоднючая! Пока я набираю котлы и бутылки, руки леденеют.
Костер полыхал вовсю, искры весело уносились в трепещущем нагретом воздухе ввысь, когда Киря разгребал угли, чтобы поставить котел. В круге света рассматриваю дядек. Эх, дядьки! Какие вы молодцы, эх! Советуют поддерживать огонь всю ночь, тогда «он» не подойдет. А самим еще назад ехать… Молодые, лесные, промазученные дядьки… Закипело. Заварили чай с травками. Поставили второй котел на ужин. А мужики хлебнули чайку, пожелали нам всего, да и поехали… И даже фамилий их мы не знаем.
Мы же, набросав в костер штабель дров – их вокруг, сухих, много в глине валялось – и сварганив вкусный ужин, поставили палатку да поупадали: Муф с Катей внутри, а мы с Кирей снаружи… Не хотелось мне спать в палатке, когда любой снаружи подойти вплотную может, а ты и не поймешь, и не денешься никуда. Да и слишком небо над головой было просторное, беспредельное, и еще на море примеченный свой ромбик с хвостиком я нашла, а Киря сказал, что это дельфин… Млечный Путь, костер, туман, ночная свежесть… А главное: все! Впереди завтра – весь мир у наших ног! Мы все-таки пойдем вперед, пойдем дальше! Неведомый Кур, неведомые Джаки! Несбыточный поход начинает сбываться! Мы приехали! Приехали!!!
21 августа.
Туман. Призраки деревьев. Нереальный бестелесный мир.
Ночь и звезды, и горящий в отдалении костер как будто приснились. Когда я вдруг резко садилась и вслушивалась в тишину – наверное, казалось, что кто-то подкрадывается из темноты. Киря спрашивал: «Ты что?» Ничего. Только звездный небосвод продолжал тихо поворачиваться над нами… А потом рассвело. Но ничего, кроме покрытой крупными каплями палатки и проступающих сквозь туман чахлых замученных стволов… Киря уходит в туман, искать дорогу к Куру. Он уходит один, оставляя в душе досаду на собственную бесполезность, а еще страх, тихо тлеющее беспокойство: назначенное контрольное время проходит и ?… И в то же время я знаю, что он придет, придет вовремя и зная дорогу. И еще что-нибудь интересное найдет по ходу дела. Такой уж у меня брат. Стараюсь сделать как можно больше нужного. Хочется, чтобы девчонки еще немножко поспали, чтобы побыть наедине с туманом. Чей-то берущий за душу крик – какие-то болотные птицы… Не похоже на утро, не похоже на день, все совсем по-другому.
Муф и Катя пошли умываться. Я все еще помню про медведя, чей дух бродил вокруг ночью и будил меня. Но туман – вестник другого мира - скрыл нас друг от друга. Девчонки вернулись. Пища готова и «доходит» рядом с огнем. Начинается ожидание. Вещи почти собраны. Мы разбредаемся среди безжизненных развалин леса и восклицаем: жизнь есть! Мокрая, глянцевая, ковром – брусника, и неожиданно - серебристые, словно в паутине, голубичные кустики! Вот это да! Сначала почти не едим – собираем, чтобы потом на всех. Но скоро Катя находит целую поляну ягоды. Да ее здесь много! И начинаем уже выбирать – покрупнее да поспелее. Беспокойство нарастает. Переглядываемся, переговариваемся. Условились ждать до одиннадцати и идти искать (куда – это другой вопрос). Я пытаюсь понять, как лучше поступить, идти ли втроем или… Вот он! Мокрый по пояс, глаза блестящие! Да, говорит, несколько раз провалился, ну да там не глубоко оказалось, дно есть… Было без пятнадцати одиннадцать. Когда-нибудь я все-таки подерусь с ним по-настоящему.
Рассказывает, что видел даурских журавлей. Это они кричали в тумане. Пока едим и собираемся, туман внезапно рассеивается. Вспышка цвета и звука! Ликование и преображение мира! Ярко-голубое чистое небо, солнце, уже довольно высокое; наконец-то становится видно, что нас окружало все это время…
Разделяем лодки по одной на двоих, вешаем их спереди, рюкзаки сзади. Выходим. За лужей, преградившей ночью путь, продолжается лесовозная дорога, в колеях стоит вода, но в общем кажется, что вполне. Прелесть этой дороги понимаешь, как только пробуешь на нее наступить. Она только выглядит твердой. По обочинам – не лучше, а местами и хуже. Всегда хотела походить по настоящему болоту! Чтобы оно пузырилось, булькало, качалось под ногами и проваливалось… Это один из самых больших моих страхов. Но Киря путь уже разведал, поэтому по пояс нам не светило, хотя время от времени нога уходила вся, и, застряв по самое не хочу, ткнувшись лицом в лодку, лежишь и вяло пытаешься выбраться. Подойти помочь – провалиться рядом. И вот уже вы вяло шевелитесь вдвоем. А если идешь последний – только и успеваешь крикнуть, чтобы тебя подождали. Интересно еще, сколько выдержишь: Муф говорит – отдай лодку! – а ты говоришь: - Не отдам! И правда, идешь дальше, хотя только что почти совсем умирал. Но мы менялись, конечно, когда Киря объявлял привал на более-менее сухом и твердом месте. Интересно было не упасть бездыханно, а полезть в заросли багульника за голубикой, интересно было поднимать словно рассыпанную по кочкам клюкву на ходу – ведь для этого надо наклониться, а каждое лишнее движение с лодкой на шее – очень и очень лишнее. Как много человек может, когда он на это настроен!
Вода под ногами была очень разная. То холодная, чистая, то ржаво-зеленая, как кислота какая-то, то бурая густая жижа, а вот и пузыри! Чавк-чавк! Чвонь-чвонь! Хлюп-хлюп! Затянулась бурой тиной… Я водяной, я водяной…
Слева приближалась сопочка. Твердая земля стала встречаться чаще. Вокруг появился настоящий лесок, цвели красивые цветы, ветер шевелил травы, но было душно от их запаха, шея и плечи горели от напряжения, рюкзак давил так, что натурально отнимались руки. А еще левый китайский тапок совсем уже умирал, нога высовывалась на большую половину, приходилось подвязывать подошву шнурками. Правый собирался последовать его примеру. Я думала, выйду из трясинки босичком. Но не в берцах же там плавать, в чем-то ведь еще и вверх надо будет идти. Так хоть и втекает, и вытекает… Какой-то участок пути мы просто брели по ручью, которому вздумалось течь по нашей дороге. Он был очень бодрящей температуры, а дно местами илистое и скользкое. Поднятая нами муть весело утекала вдаль, а ног уже не чувствовалось, а по обеим сторонам росло что-то трудно проходимое, так что по ручью идти представлялось приятнее. А потом мы вдруг оказались на тропинке. Самой настоящей, как ее в детских книжках рисуют: извилистой, узкой, с корнями деревьев. Вокруг до самого синего неба поднялись лиственницы, прямые, сильные, между ними было солнечно и просторно, по земле коврами стлались багульники, мхи, брусника и голубика, вдоль тропинки все обочины дразнились красными и голубыми ягодами. У меня открылось невесть какое дыхание, потому что мы ушли от них от всех, скоро – уже совсем скоро мы придем, здесь можно по-настоящему дышать, а как тут пахнет – солнечной хвоей и багульником! Вокруг светло и радостно, и легкость внутри. И то, что снаружи тяжело – это временно, это не страшно. Жаль только, что нельзя остановиться и просто постоять и посмотреть, просто тихо-тихо пройтись по тропинке… Топ-топ-топ – перепрыгнуть лужу – топ-топ-топ- перешагнуть корень – топ-топ – подкинуть рюкзак, хоть на чуть-чуть разгрузить плечо… Киря словно бежит впереди, темп – ух! Или так кажется. Но хочется быстро, такое удовольствие на плечах и шее грех растягивать.
Ой-ей-ей! Какая полянка! Вся в грибах! Образцовый бивак! Кострище с таганком, стол из бревнышек и лавочка, вешалки, тропинка уходит дальше и там, между деревьями, блестит вода. Мы пришли!!! Воды блестит много, так что, наверное, это уже настоящий сплавной Кур… Мусор. Сплошь и везде. Нет, никуда мы еще от них не ушли. Ну так ведь здесь хорошо, ну зачем?… Роняю мертво рюкзак. Все. Как же я взмокла и устала, как все болит… Ладно, мусор можно собрать. Вытаскиваю видеокамеру, иду назад. Налегке… Хочу тропинку, хочу рябчика, который свистел и перепархивал совсем близко, хочу эти сосны и ягоду на зеленом мхе…Черт, я сама ее почти всю на ходу съела…
Снимаю Муфа, весело с котлами прыгающего по тропинке за водой. Курская вода в котле, Курская вода передо мной, она расширила берега, уверенно и свободно появляясь из-за поворота и притягательно уходя за поворот. Вот здесь я согласна попробовать! А как на меня дохнул Акур год назад, когда я так же вышла к нему из леса – он прямо окатил с головы до ног своим энергичным дыханием, ошеломил и приподнял. Сила и магия бегущей воды… Стоя на берегу, я испытала ощущение полета, просто глядя на реку. Он там и тогда казался более диким и сильным, чем сейчас и здесь Кур. И все же передо мной река – дорога ветра, и сегодня же мы оттолкнемся и полетим. Правда, мне нельзя летать – слишком тяжел груз ответственности. Стоит только куда-нибудь залететь, и наш поход все-таки не сбудется. И кроме меня, в этом никто не будет виноват. Прости, Кур, но душу я тебе отдать не могу. Мне надо донести ее до Джаков.
Как трудно все время бояться все испортить.
Мусор сгорел, пища упала в бездну желудка – но это я так, все эти дни мне даже есть не хотелось. Раскладка была составлена в приближении к минимуму, без излишеств, чтобы облегчить общий вес при наличии большого резерва. Кире, я знаю, этого мало. Особенно на ужин. А мне правда было не надо! Но он мне не верил. А еще добавку любил Муф – Муф вообще очень хороший! В этот раз к продуктам мы подошли нестандартно. Несколько бессонных ночей у духовки, насквозь и навсегда пропитавшись луковым запахом, я старательно претворяла в жизнь всевозможные облегчающие способы. Сушеный лук и всякие морковки себя оправдали, получалось еще лучше, чем со свежими. Сухари же самые вкусные при отсутствии бонусов оказались из батона и горчичного хлеба, а самые «долгоиграющие» – из Бородинского. Конфеты у нас были все сосательные, тоже чтоб на подольше хватало (у Кири это не работало, он сгрызал их сразу). А при выдаче каждый раз мы развлекались следующим образом - из нескольких видов (Кола, Полетная, Дюшес, Киви, Лимон) надо было выбрать две или три, или одну, иногда этот выбор ставил просто в тупик, особенно выдающего, когда ему отвечали, что, мол, все равно.
Но пока еще у нас даже сахар не закончился, таблетки тихо и мстительно ждали своего часа. Мы трескали бруснику и кашку, а потом накачивали лодки. Ну все. Хватит висеть на шее!
Передавая из рук в руки, спустили лодки к точке старта, подтащили рюкзаки.
Грузимся. Очень тщательно привязываем вещи. Такое странное чувство внутри… Готовность ко всему и страх снова не справиться одновременно. Радость, предвкушение и недоверие… Хотя река широкая и чистая, хотя вокруг все одурительно красиво, все зовет и тянет… Не могу смотреть на Кирилла, сразу кривая улыбка выползает на лицо. Свежая заплатка – слишком уж она на видном месте… Сейчас мы отчалим, и этот берег навсегда останется здесь, а вот нас понесет куда-то дальше…День за днем мы будем проходить как можно больше, потому что у нас совсем не осталось резервного времени. Слишком долго добирались мы до этой минуты. Теперь нельзя задерживаться, всего впритык. Никаких затупов, пробоин и т.д.
Неуверенно, неуклюже забравшись в чутко накренившуюся лодку с мокрыми заледеневшими ногами, мы отталкиваемся веслами от камней, выползая на глубину, в струю, словно на картонке сползаем с горки, постепенно набирая скорость. Ух! Какое удивительное все-таки ощущение – вдруг тебя подхватывает и медленно, по нарастающий несет, и все расступается, деревья, берега, и ты оказываешься под небом и солнцем, навстречу ветру, а мимо скользят леса, полянки, накрененные елки, под тобой проносятся камни, вода такая прозрачная, в нее так славно и непривычно еще погружается весло… Все словно поет вокруг. Я жадно, до боли всматриваюсь вперед, мы постоянно переглядываемся, делимся впечатлениями: «Смотри, смотри! Как красиво!» На нас время от времени оборачиваются. Да, мы еще здесь… Мы с Муфом гребем очень аккуратно и обговариваем почти каждое движение, пытаясь понять, как это, насколько слушается нас лодка, как удобнее и быстрее совершать маневры. Попытки усесться поудобней вызывали крен корабля и испуганные возгласы, и мы старались лишний раз не шевелиться. Мои ноги были втиснуты между рюкзаком и бортами лодки, с них натекла вода, и было холодно. А еще я думала, как же я буду их выдирать оттуда, если что… В студеной водице Кура лодка чуть потеряла свою звонкую упругость, мы выжидаем подходящий момент, вытаскиваем приписанный к нашему экипажу насос, докачиваемся.
Мы шли за флагманской лодкой, стараясь точь-в-точь выполнять все их перемещения, еще и перестраховаться на все случаи жизни. Мы обсуждали каждое их действие и выдвигали гипотезы, почему они идут именно так, а теперь вот этак. Возбуждение не покидало ни на миг, в глазах уже все плыло от напряжения, но пару раз меня все равно бросало в холод, когда мы лихо пролетали мимо камней, или еще лучше над камнями, которые я только и замечала, когда они уже были под нами. Это были подводные камни, так что нам везло. Но ведь я прозевала их!
Скрытое за очередным поворотом медленно разворачивалось навстречу. Это мне нравится в сплаве, наверное, больше всего: когда раздвигаются пределы, пропуская тебя за грань. Местами дно уходило глубже. Берега продолжали скользить мимо, мы высматривали нижний брод, который упоминали лесовозчики, но так и не поняли, видели его или нет. Это Киря и Катя все знали и понимали. Часов на нашем корабле не было, адмиральских планов мы не ведали.
Ветер. Хорошо, спасжилет еще и греет. Мы делились заначенными конфетами и уже начинали подумывать, а не пора ли нам пристать к каким-нибудь кустам, хотя бы ненадолго… И вот они подгребают к правому берегу. Киря машет нам, да мы и сами видим. На сегодня все. Разгружаем лодки. Да, рюкзаки, конечно, подмокли. Но внутри должно быть все запаковано. Относим вещи, выносим и переворачиваем лодки. Странно, мне кажется, что мы прошли очень мало. Я бы продолжала плыть, пока хватало света, но Кире виднее. Карты у нас тоже не было, поэтому отслеживать продвижение по реке мы не могли. Знала же, надо было откопировать. Ведь здесь еще и течение, может, мы прошли не так уж мало. Мне надо было это знать, чтобы окончательно почувствовать облегчение. Мы молодцы или нет?
Тут же нашлось хорошее уютное местечко для нашего табора. Еще на Хору мне очень нравилось: где бы ты не пристал, почти везде есть выброшенные на берег огромные вымытые добела стволы, отгороженные зеленой порослью, словно созданные для тебя уголки, куча сухих рядом лежащих дров, зачастую уже наломанных до нужного размера, сложенных в оставленном водой заломе – только руку протяни…Такие «домики» моего детства…
Кур огибал наш берег, напротив на воде тихо лежали бревна, к которым можно было подойти по перегораживающему реку дереву, там было глубоко, как раз такое место, где стояла бы я, будь я рыбой. Киря поколдовал над снастями и ушел туда со спиннингом. Еще в городе он вручил мне такой же и сказал: «Это тебе». Папа снабдил меня катушками, блеснами и двумя мышами. На Хору, где рыба нас игнорировала, я хоть немного научилась забрасывать все это дело. А вот кого-нибудь вытащить возможности мне не представилось. А так хотелось быть папиной дочкой.
Учиться забрасывать пришлось заново. Леска бородилась даже не через раз, а чаще.
Вечер. Все вокруг было живое и долгожданное, сумерки, костер. А, это были хлопья с курагой, праздничный ужин первого дня пути. Курага попалась не такая, как обычно, но тоже вкусно… Я говорю Муфу, что хочу попробовать порыбачить на мыша и буду ждать, когда уйдет луна. И буду спать снаружи. Муф, хороший мой, говорит, чтоб я приходила, они оставят мне место…
Подбрасываю дров в костер. Холодно. Ночь. Звезды. Огонь. Ветерок в тальниках. Лес тяжело стоит по берегам, многовековыми рядами. Он всегда здесь стоял. А Кур течет даже в темноте… Я долго сидела у цветущих переливчато жарких живых углей… Потом забралась в спальник. Я лежала и смотрела на звезды. Ух, как свежо! Ощутимо мерз нос! А луна уже исчезла… Я выбралась из сохраняющего тепло и иллюзию защищенности тонкого спальника. Он сразу же перестал быть убежищем, стал просто холодной смятой тенью. Костер погас. Темнота вокруг, тишина, глубокая ночь. Только ветерок легкий бродит. Я взяла спиннинг, пошла к воде. Выключила фонарь. Ночная вода… Невидимая, течет куда-то, все живет своей жизнью, звезды скребут затылок, холодными острыми лучами щекочут шею… С тихим треском разматывается катушка. Бульк! Потянуло течением мыша… где-то там, в темной воде…
Пару раз мне удалось забросить… Потом опять – борода.
Свежесть и покой, ясность. Сейчас я тихонько залезу в палатку. Пену тащить не буду, чтобы не будить никого, так как-нибудь обойдусь. Спальник в охапку, фонарь вниз, чтобы не светил в лица спящим, расстегиваю замок, просовываю туда вещи, влажу следом. Бедный Муф впечатался в стенку, оставляя мне пространство.
Муф сонно что-то пробормотал, радуясь моему приходу. Я скорее погасила фонарь.
Утро. Туман. Все мокрое вокруг… Но нет, вот под бревном как раз сухие ломкие веточки на растопку…Я хочу все сделать, чтоб никто не проснулся, сделать как можно быстрее, чтобы поесть, собраться и выйти, чтобы побольше пройти…
Я старалась экономить движения, меня прямо азарт брал – не теряя ни минуты, как можно точнее и продуманнее, делать одно за другим и все одновременно… Пока разгорался костер, сбегать за водой, пока закипает вода, достать все, что нужно, открыть, насыпать. Подбросить дров… Наломать еще за те, что спалила ночью…
Продолжение следует...