Кодар возвращает долги.
Кодар для меня – штука неоднозначная. Когда мне первый раз Евстропов Александр Петрович предложил «сходить на Кодар», это прозвучало примерно как «покорить Гималаи». Это сейчас я понимаю, что при желании можно и в Гималаи, знать бы, зачем. Но тогда мое сознание было сковано какими-то предрассудками. Кодар – это же легендарно и круто!
Но Александр Петрович был убедителен, да и кто будет отказываться от подобного предложения? В тот раз нас было четверо, но очень скоро осталось трое. Ничего страшного не случилось, просто меня угораздило заболеть, и пришлось мне просидеть почти весь поход в домике бывшей гидрометеостанции, ГМСки. Ну, для кого ничего страшного, а для меня это было непростым психологическим испытанием. И, конечно же, остались у нас с Кодаром определенные счеты…
И вот, спустя два года, мы снова едем на Кодар. Теперь уже это мой поход, моя группа. Нас пятеро, три девчонки и два мальчишки, и пять огромных рюкзаков, в которых все наше обеспечение на три недели жизни среди гор. Часть нашего увесистого добра мы, по традиции этих мест, оставим на ГМСке, откуда почти налегке (все познается в сравнении) уйдем на первое кольцо, в самое сердце Кодара, под пик БАМ. Но до этого счастливого момента надо еще дойти… Многие группы забрасываются вглубь гор на машинах по «дороге смерти», по которой на урановые рудники «Мраморного» ущелья гнали заключенных и вывозили руду. Мы идем пешком. Нас так вел Александр Петрович, и мне хочется, чтобы мои девчонки и мальчишки тоже увидели, как постепенно открывается Кодар, как нарастают чудеса… Если увидеть сначала самое-самое, то множество маленьких, но западающих в душу чудес пройдут мимо тебя.
А ведь чего только стоят аквамариновые пороги Среднего Сакукана! А заснеженные вершины Кодара, плывущие над перелесками! Я сама обалдела, хотя видела это уже не в первый раз. А сколько эмоций и воспоминаний вызвали жаркие знойные увалы, по которым вилась наша дорога, прежде чем свалиться в долину перед Воротами Сакукана, где река вытекает из гор. Нас обуяла невыносимая жажда, мы с восторгом встретили какой-то бурого цвета болотный ручей на спуске и дальше топали, как переполненные аквариумы (не удивительно, если кое-кто в порыве заглотил пару головастиков). И вот спускаемся мы на Среднесакуканскую морену, сами запаренные, в животе булькает, а перед нами такой простор, свежий ветер, горы, разбившаяся на несколько сияющих рукавов река и белоснежные снежники. Конечно же, мы скинули с ног натирающие ботинки и, с дикими воплями скача по снегу босиком, устроили ледовое побоище! И потом досыта паслись на голубичных марях. А ведь это только первый день… Мы вошли в Ворота. Теперь нас обступили горы.
Каким счастьем было из последних-препоследних сил доползти до нашей поляны, где мы ночевали два года назад! Особенно для меня – словно встречаешься с самим собой, тем, двухлетней давности человеком... Все здесь осталось без изменений. И даже моя «сакуканская роза» - вот она, торчит в пне, куда я ее и воткнула в прошлый раз! Тогда к поезду нас пришел провожать Грунт, сунул какой-то сверток в бумаге, в которую обычно рыбу заворачивают… Ну, думаю, Грунтяра, молодец, копченой рыбки под пиво нам подогнал… А когда поезд тронулся, оказалось, что там завернута… роза! Думаю, не один цветок не совершил такого удивительного путешествия, как эта роза, привезенная из Хабаровска на Кодар, прошедшая со мной немало километров в пластиковой бутылке с водой в кармане рюкзака.
Однако, пришло утро, и стало нам совсем тяжело – на второй день организм всегда бунтует: натруженные мышцы воют и скрипят, натертые ноги отказываются идти в гору, рюкзаки вообще наливаются свинцом. Но мне-то хорошо, я твердо знаю, когда все закончится, а это всегда помогает распределить силы, физические и душевные.
Горы вокруг становились все выше, скальные стены поражали и радовали глаз на привалах, мы постепенно и сами набирали высоту. Сакукан все время шумел рядом с дорогой, и, отдыхая, мы часто бегали к нему, плескаться в голубых прозрачных струях, освежиться. Удивительное ощущение – держать в своих ладонях такую воду…
К вечеру понимаю, что до ГМСки уже не дойдем. Моральный дух наш бесславно пал под тяжестью невыносимой ноши… Ладно, дотянуть бы до поляны напротив Мраморного Ущелья. Знаю, что она сразу за ручьем Того. Но перед ручьем случается революция, под названием «нам и здесь хорошо». Ну нет, дорогие мои, мы пойдем туда, где красиво! Приходится мне налегке убегать вперед, натурально считая шаги. Услышав, что шагов осталось всего пара сотен, народ прекращается забастовку и снова взваливает на себя рюкзаки. Но мое «красиво» они оценить уже не в состоянии. То есть может быть где-то в глубине души… Этим вечером даже ужин интересовал не всех. Сама, помню, в тот раз не могла заставить себя поесть. Переутомление, господа. Ломки. Но ничего. Уже завтра твое тело поймет безвыходность ситуации и начнет приспосабливаться к новому стилю жизни. Умываюсь в аквамариновой природной ванне под скалой… Вода, просвеченная солнцем, ледяная, тугая, неуправляемая… Уровень воды повыше, чем в прошлый раз, каскадные сливы перед разрушенным мостом еще мощнее, еще красивее, чем тогда! Нда-а, думаю я, а ведь нам скоро к ГМСке переправляться…
Но до переправы у нас еще обзорная площадка, поросшая душистыми кедровыми стланиками, мхами и багульниками, а перед нами – голубой водопад. Зажатый между каменных стен, на которых сохранились зимние наледи, он единым языком бьет в бурлящую чашу, искря радужными брызгами. «Какой водопад? Был разве водопад?» - искренне удивляется потом Света, и после наших бурных возмущенных комментариев что-то смутно припоминает… Да-а, нелегко все это дается.
Рома, например, так спешил покончить с неприятным, дойти до ГМСки и бросить этот проклятый пятитонный рюкзак, что проскочил место переправы и уперся в верховья, добавив себе пару километров прогулки. Пока он возвращался, мы при помощи альпенштоков перебрались на тот берег. Приходилось соблюдать осторожность – неверный шаг, и продолжительное купание обеспечено. Если сорвет с ног – понесет за милую душу.
И вот он, мой дом, в котором два года назад я прожила почти десять дней, встречая и провожая команды со всех городов России и ближнего зарубежья. Сколько интересных знакомств! И постоянная тоска и досада в душе на это свое вынужденное отсиживание… Домик все тот же, вот и «Книга чуйств»… Открываю ее с конца и читаю свои записи… Да, невеселые мысли. Но вот дальше дописано чужой рукой – какой-то человек попал в ту же ситуацию, что и я, и, прочитав мою записку, понял, что не так уж и одинок в своей неудаче. Надо же, выходит, это кому-то помогло! Беру ручку и дописываю: «Друзья! Не унывайте! Это снова я, и теперь уже сама веду людей по Кодару. Все будет! Стоит только захотеть». Еще листаю книгу. Вот привет дальневосточникам от Александра Баринова. Это наш хабаровский турист, теперь переехавший в другие края… Но на страницах таких вот книг мы снова встречаемся.
Домик обклеен изнутри картами, схемами горных хребтов, стихами и песнями. По-прежнему стоит копилка для страждущих, висит НЗ для нуждающихся (группы перед выходом оставляют там излишки продовольствия), чья-то заброска ждет своих хозяев с пометкой, кто и когда за ней вернется… Старые добрые времена человеческой порядочности живут в этих местах… а вокруг – купы стлаников, вечно журчащий Сакукан и вершины, вершины…
Обедаем, сортируем вещи, подвешиваем свою заброску над печкой и вперед. Сегодня у нас ночевка на берегу горного озера. Тропа постепенно вырывается из лиственичного леса, уходит выше по склону, по альпийским лугам, ручей остается где-то внизу тонкой серебряной ниткой… Вот мы и в царстве камня. Скалы над головой, россыпи под ногами. Снова подъем, подъем… Рюкзаки здорово полегчали, но все равно так тяжко… И вот мы выбираемся на бугор, и перед нами открывается ледяное озеро. Оно лежит среди скал и осыпей, нежно, неуловимо голубое по краям, с переходом в темную насыщенную синеву в глубине… И снова Кодар делает нам подарок, как на водопаде – среди хмурых туч вдруг образуется просвет, и вечерне солнце озаряет все вокруг, озеро становится уже совсем невероятного цвета, скалы золотятся и отражаются в нем… Мы встали как раз на границе воды и льда, и плавающие в озере ледышки мелодично звенят на ветру. Успеваем приготовить еду на газовой горелке, и сразу же дождь загоняет нас в палатку. Откуда ни возьмись, налетают порывы бешеного ветра, скручивающие наше хлипкое жилище по спирали. Мы, глупые людишки, понадеялись, что палатка выдержит напор воды, и единственным тентом накрыли наши вещи. И вот сидим мы с Ромой и, не веря своим глазам, наблюдаем, как косой дождь преспокойно пролетает двойные стенки палатки и идет прямо нам на расстеленные спальники. Пришлось нам с Максом вылезать наружу, в эту бушующую стихию, и натягивать тент на палатку, забрасывая его камнями, чтобы не унесло. И вовремя – началась настоящая гроза с громом и молниями. Девчонки начали бояться, сначала в шутку, а потом, видимо, увлеклись. Я утешила их, как могла, порассуждав, что перекрестье дуг нашей палатки является замечательным указателем для молнии - «бить сюда». Мальчишки подхватили эту мысль, начав бурное обсуждение, что же будет с людьми, если молния ударит в палатку… В общем, довели мы Женю и Свету до того, что они на все плюнули и уснули.
В полночь все прекратилось, ветер высушил палатку и вещи, раздул тучи, и утром нас встретило ослепительно синее небо и солнечные облака над перевалом. Мы прошли осыпи и наледи, поднялись на перевал высотой 2700 – и вот перед нами высочайшая вершина Кодара, 3072 м, пик БАМ, во всей своей заснеженной красе. Голубые озера внизу – сегодня нам надо спуститься и заночевать на берегу одного из них. Какие же они отсюда маленькие!
Кто его знает, почему этот перевал называется Сюрприз. Может быть, потому, что в туре, куда кладется записка, одна группа всегда оставляет для другой какой-нибудь сладкий сюрприз. (Девчонки потом сказали, что пара подтаявших карамелек на пятерых были самыми вкусными из всего, что они ели на Кодаре). А может быть, потому, что, спустившись по веревке со скал, затем по огромной бесконечной осыпи на зеленое плато, ты вдруг понимаешь, что это еще не все! Тебе предстоит преодолеть еще один скальный обрыв, отделяющий плато от долины… И снова веревки, самосбросы и осыпи… И вот наконец-то ровная земля! И огромный валун, вокруг которого расчищены площадки и выложены камнями защитные стенки для палаток. А в озере уже дрожит отражение пика БАМ… На следующий день пришлось залазить на валун и шаманить погоду. У меня с собой на этот случай был прихвачен алтайский варган, и за неимением бубна он отлично сработал. Ну я вам скажу, и звучит он среди гор! Совсем не так, как в городе! Дождь, совсем уже было собравшийся пойти, задумался о чем-то, навеянном колдовскими звуками. А мы, воспользовавшись моментом, побежали в радиальный выход. Было нам в тот день страху и приключений. Непослушные Макс и Женя начали подъем на перевал среди выветренных столбов и арок, где древние камни рассыпаются от любого прикосновения… Момент, когда еще можно было спуститься, был упущен, теперь мы с замиранием сердца смотрели, как они пытаются пробраться наверх, где мы уже сможем безопасно встретиться и оторвать им их бестолковые головы… Нам с Ромой тоже было несладко, и вот, сидя среди ползущих камней, я подумала, что, пожалуй, голые скалы мне не по душе. Вот тот пояс, со стланиками и багульниками, с горными маками – самое то, а здесь… Короче паника и мысли о вечном.
Кодар был снисходителен к нашим ошибкам. На этот раз все обошлось, и, сложив тур на перепутанном и не том перевале, мы благополучно нашли нормальное место спуститься.
Потом были наклонные ледники, покрытые снегом, под разными углами лежащие в ущелье, хождение связками в кошках, черная дыра – коварное подснежное озеро, подходить к которому близко смерти подобно, еще один перевал, страшная, как в кошмарном сне, картина выворачивающегося из-под ног валуна, с грохотом, в тучах пыли и камней несущегося вниз, на беззащитных товарищей, которым некуда увернуться… Истошные крики мои: «Камень! Камень!» Запах горящего кремня, оседающая пыль и совершенно безнадежный мой вопрос в наступившей тишине: «Есть кто живой?» И звенящая тишина…И понимающее лицо Ромы сверху… И вот наконец какое-то движение внизу и неуверенный голос Макса: «Кажется, все живы…» О, Боги Кодара, как благодарила я вас в тот миг! Откуда взялась эта ожившая глыба? Она вывернулась, словно из-под земли, из мелкого гравия, покрывающего склон… И как я не уследила, что вы, мои друзья, возитесь прямо подо мной, под самым камнепадом? Руководитель должен видеть все и всегда…
Спускаюсь к ним. Первый раз в жизни вижу своими глазами настоящий шок: люди продолжают молча, как ни в чем не бывало, заниматься прерванными делами, («Кажется, Максу руку сломало», - без всяких эмоций на лице и в голосе сообщает мне, проходя мимо, Женя) а потом один за другим потихоньку усаживаются под скалу и так же, не обсуждая произошедшего, сидят, обхватив себя руками… Выводимся из шока полезными делами и конфетами, перевязываем Максу руку (действительно, сломана маленькая косточка в кисти). Он даже не знает, в какой момент это произошло. То ли камень рикошетом ударил, то ли когда пытался отпрыгнуть от камнепада. Приходится ему со снаряжением управляться одной рукой, перевал проходить все равно придется… Думаю о том, как бы мы поступали, получи кто-нибудь травму посерьезнее. Спасработы в горах – штука очень сложная.
Много чего еще было в этом походе, несмотря на то, что из-за приключения на перевале программу пришлось сократить. Самые большие водопады снова остались на следующий раз, а нам достался-таки краешек Чарских песков, взаправдашних барханов строгих геометрических форм, видали мы и оленевода с вьючными оленями, распугивали сусликов на каменных террасах, отсиживались в непогоду в палатке целые сутки, пересказывая друг другу книги и переиграв во все известные нам игры, бродили в тумане, видели облака под ногами и цветущие долины, по которым ползали тени, были еще изумрудные озера и ручьи, вытекающих из ледников, рассветы и закаты окрашивали для нас горы в нежные цвета… У нас было все и даже больше, чем мы могли воспринять… А я закрыла для себя неоплаченный счет. Но мы успели зацепить только малую часть всех кодарских чудес. Думаю, мы еще вернемся.
Елена Кочегарова, Светлана Сабуцкая, Евгения Зыкова, Роман Муравьев, Максим Кузнецов.